История войны и владычества русских на Кавказе. Народы, населяющие Кавказ. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 78

Кабардинцы, темиргоевцы, бесленеевцы и беглые кабардинцы, жившие на более равнинной местности и владевшие большим числом лошадей, образовывали отличную конницу. С ними могли сравниться только ногайцы, жившие на левом берегу Кубани, да наши коренные линейные казаки. Шапсуги не любили жечь много пороха, а абадзехи, жившие в краю, покрытом лесами, и все остальные сообщества черкесского народа, разбросанные по горам и ущельям, лучше дрались пешими, чем на коне.

– Шапсуг рубака, – говорили сами про себя закубанские жители, – абадзех стрелок, а чеченец за завалом крепок…

Ни в одном из племен не существовало никакой военной организации, о которой они и понятия не имели, не было никаких определенных установлений относительно обязанности исполнения военного долга. У убыхов, как увидим ниже, были некоторые постановления относительно военных действий, но у черкесов каждый действовал по собственному усмотрению. При появлении врагов понятия о чести и достоинстве требовали, однако, чтобы все участвовали в защите отечества под страхом общего презрения в случае неисполнения долга. Когда заблаговременно становилось известно о масштабном вторжении неприятеля, черкесы принимали коллективные меры к обороне края: портили дороги, делали завалы и избирали предводителей, вокруг значков которых собирались партии, действующие по их указаниям.

В поле черкесы больше действовали врассыпную и редко наступательно. Причина была в понимании превосходства над собой русских отрядов. Черкес, как и любой горец, был храбр и слыл отличным стрелком, но, несмотря на это, в битве с русскими значительно проигрывал. Заряжая ружье, он загонял пулю в ствол молотком, мог попасть в цель со значительного расстояния, но, пока он заряжал и делал выстрел, русский солдат успевал сделать по меньшей мере пять. Для верного выстрела черкес опирал ружье на сошку, тогда как русский солдат не терял на это времени. С тех пор как были пресечены всякие сношения черкесов с Турцией, они стали ощущать недостаток в порохе, дорожили патронами и стреляли только в том случае, когда были уверены в своем выстреле, наш же солдат не жалел зарядов, хотя стрелял не всегда метко. Выстреливший черкес на некоторое время был пропавший человек: можно было делать с ним что угодно, пока он снова заряжал ружье. Он сам сознавал это и потому почти никогда не тратил времени на вторичное заряжание. Поэтому черкесы только в самых крайних случаях действовали наступательно. Тогда они наскакивали на противника с плетью в руке, шагах в двадцати от нашего строя наездник выхватывал ружье из чехла, делал выстрел, перекидывал ружье через плечо, обнажал шашку и рубил.

Черкесская конница любила действовать холодным оружием, и то только когда была значительно больше числом и замечала в наших рядах беспорядок. Но если черкесы видели свою слабость, то искусно скрывались за деревьями, камнями и другими преградами и почти никогда не встречали наши войска с фронта, а нападали на боковые цепи и арьергард. С фронта они нападали, только когда сама местность преграждала путь естественными завалами. Пешими черкесы сражались в лесах и в горах, защищаясь от натиска русских войск, метко стреляли из-за деревьев, камней или с присошек, чтобы вернее целить из своих длинных винтовок.

В обороне они отлично умели пользоваться местностью и при малейшей оплошности со стороны наступающего вырастали как из-под земли, чтобы нанести неожиданный удар. Это происходило обычно в лесу или в ущелье. Завязывалась горячая битва, лес был весь в пороховом дыму, «перестрелка звучала в нем лучше всякой симфонии», но едва отряд выходил на поле, как неприятель исчезал в одно мгновение, точно сквозь землю проваливался.

– Такая уже у них удача! – говорили черноморские казаки. – Вырастают несеяные и пропадают некошеные!

У черкесов было несколько орудий, но они не умели ими пользоваться. Опасаясь потерять орудия в открытом бою, они обычно ставили их на таком далеком от нас расстоянии, что выстрелы не наносили никакого вреда. Едва заметив, что против орудий направлены войска, черкесы тотчас же увозили их с позиции и прятали.

Русский отряд, двигавшийся по земле черкесов и убыхов, почти никогда не видел неприятеля, но там, где он шел по закрытой или пересеченной местности, пули сыпались на него градом, что свидетельствовало о присутствии невидимого врага. Поворачивать отряд в ту сторону, откуда были направлены выстрелы, считалось бесполезным, с поворотом отряда черкесы исчезали и появлялись с боков и с тыла. Таким образом, действуя наступательно, отряд был вынужден обороняться со всех сторон, растягиваться, держа в середине обоз и артиллерию, а по бокам войска. Для нанесения вреда неприятелю оставалось одно: идти вперед в избранном направлении, разорять по пути аулы и истреблять запасы сена и хлеба.

Черкесы и убыхи не укрепляли своих аулов и защищали их только при неожиданном нападении, в противном случае заранее уходили в горы и леса. Турлучные постройки дома ничего не стоили, и потому хозяин бросал их без сожаления. Абадзехи вообще переселялись с наступлением осени. Понимая, что русские могут совершить набег в их землю только осенью и зимой, когда реки проходимы вброд и обнаженный от листьев лес уже не скрывает их от атакующих войск, пограничные абадзехи уходили на зиму с берегов Курджипса и Схагуаши (Белой) в глубину лесов и ущелий. Там они строили временные аулы по неприступным оврагам далеко в стороне от дорог, удобных для движения артиллерии, без которой действовать против них было невозможно. С наступлением лета недостаток воды заставлял их снова возвращаться на прежние места, на берега больших рек, но тогда они поселялись около них смело, не боясь нападения, обеспеченные защитой высокой воды и непроницаемой зеленью своих громадных лесов.

Переселение на зимние места начиналось после жатвы, которую перевозили прямо в лес, на новые места. Уложив свои небольшие пожитки и выломав двери, окна и столбы, подпиравшие крышу сакли, абадзех готовился к переселению. С наступлением ночи в арбы запрягались волы, и аул трогался с места. Передвижение всегда делалось ночью, чтобы кто-нибудь не подсмотрел пути, ведущего к месту переселения. На арбах везли имущество, жен и детей, а по обе стороны поезд сопровождали пешие и конные. Перед восходом арбы останавливались в глухом лесу, где-нибудь на дне глубокого оврага, по которому протекает ручей. Переселенцы весь первый день тратили на разбор привезенного имущества и делали навесы для женщин и детей, – сучья, солома, ковры и бурки – все шло в ход. Утром следующего дня уже стучали топоры: черкесы рубили лес и строили сакли.

Подобного рода сооружение не требует ни большого труда, ни долгого времени. «Установили ряд столбов, – рассказывает очевидец, – образующих параллелограмм от десяти до пятнадцати шагов в длину и восемь или десять в ширину; промежутки между этими столбами забрали плетнем, обмазанным глиной, перемешанной с рубленой соломой; на столбы положили балки для утверждения на них стропил; крышу покрыли камышом или соломой – и дом готов. Потолка и деревянных полов не было, вместо пола служила земля, убитая глиной и песком. Лицевая сторона дома обозначалась дверьми и небольшим овином, помещаемыми по обоим концам стены; между ними устраивалось полукруглое углубление в земле, которое заменяло очаг, с привешенной над ним высокой плетневой трубой. Возле окна, вдоль короткой стены, пол имел небольшое возвышение: это было почетное место, предназначенное для гостей».