История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 193

При таких достоинствах материала и способах его отпуска амуничные вещи еще были в пути, когда вспыхнула персидская кампания. Разбросанные небольшими частями войска с работ, с разных постов и укреплений, налегке и форсированными маршами спешили к назначенным им сборным пунктам. О снабжении их годовыми и другими вещами некогда было и думать, и весьма естественно, что войска явились перед глазами Паскевича не в блестящем виде. Он знал порядок довольствия, знал, откуда и как оно производилось, и удивляться тому, что солдат плохо обмундирован, было нечего. Но случай этот был весьма удобен для опорочения Ермолова, и Паскевич не преминул им воспользоваться.

Впоследствии под его начальством войска были не в лучшем положении. «Мы возвратились из Персии, – говорит участник ^[960], – в дырах и заплатах, не только солдаты, но и офицеры. На парадах, при взятии Тавриза и после штурма Ахалциха, солдаты в шинелях, офицеры в сюртуках (хотя сам Паскевич и генералы были в мундирах) проходили мимо его (Паскевича) колоннами, шагом и строем ермоловских времен и получали искреннюю благодарность». Но это было тогда, когда Паскевич достиг того, чего искал, а теперь он находил все дурным: полковые подъемные лошади были стары, худы и к службе негодны; конская амуниция настолько ветха, что к употреблению не годилась. Обоз был старого образца, некрашеный и во многих полках заменялся туземными повозками «самого плохого разряда».

Командная часть, по словам Паскевича, была в самом неудовлетворительном состоянии: майор 42-го егерского полка командовал шестью ротами 7-го карабинерного полка, а батальонный и полковой командиры последнего полка с четырьмя ротами находились в другом месте; артиллерия была составлена из разных рот ^[961]. Войска не знали своих бригадных и дивизионных командиров, и инспекторских смотров почти не было.

Таково было первое впечатление, произведенное войсками на генерала, только что приехавшего на Кавказ. Нет сомнения, что все сказанное Паскевичем было справедливо, что со стороны Ермолова были недосмотры и упущения, но того и другого не избег впоследствии и сам Паскевич, оставшись главным начальником войск и края. Кавказские войска не могли, конечно, представиться на смотр в том виде, в каком представлялись они Паскевичу внутри России, но если несколько месяцев кампании и один переход, например, через Балканы почти расстраивает части и уничтожает одежду, то что сказать о тех полках, которые года по два не видали своей штаб-квартиры, были раскинуты побатальонно и поротно на огромном пространстве и лишены возможности вести правильное хозяйство. При ежедневных стычках с неприятелем до инспекторских ли смотров? При несоразмерности боевых сил с охраняемым и умиротворяемым пространством можно ли держать полки в сборе, не перемешивая батальоны и роты? Многим полкам или отдельным батальонам приходилось, по необходимости, дробиться на части, смешиваться с ротами и командами других полков и ходить в бой под начальством старшего из штаб-офицеров, не разбирая – был ли он своего полка, пехотинец, артиллерист или кавалерист. Отстоявши честь и славу русского оружия и выручив товарищей другого полка, собранный наскоро отряд нередко шел далее, соединялся с какою-либо частью третьего полка, получал нового командира и бил врага точно так же, как со своим ротным или батальонным командиром.

В настоящее время многие истинно военные люди стремятся к тому, чтобы роты разных полков, сведенные в один батальон, действовали дружно, братски выручая друг друга и не справляясь о заслугах и достоинствах поставленного над ними начальника; чтобы они шли беззаветно за тем, кому поручено вести их в бой. На Кавказе этот обычай выработался давно в силу обстоятельств и существовал еще в двадцатых годах. Особенность войны с горцами не позволяла собирать в отряд роты одного и того же полка, но для отражения внезапно появлявшегося врага приходилось брать части, ближайшие к пункту тревоги. Собранным наскоро, таким отрядам случалось в течение одного года побывать в Кабарде, потом в Дагестане, несколько раз перевалить через хребты снежных, поднебесных гор и явиться в Закавказье. Трудные переходы заставляли отказываться от обоза и нередко бросать его, а необходимость поддержать товарищей, иногда за несколько сот верст, в неравной борьбе, отстаивавших достоинство России, вызывала форсированные переходы налегке.

Сподвижники Гулякова, князя Цицианова, Котляревского и Ермолова не справлялись, идет ли за ними обоз, но с одним сухарем и с одной рубахой, с запасом боевых патронов в старой, изношенной от беспрерывных походов суме и с твердою верою в могущество русского штыка били врагов, собравшихся против них в несоразмерном числе.

Хотя в своем донесении Паскевич и говорит, что от таких войск «выучки нельзя требовать, ибо они ничего не знают» ^[962], но они знали, как разбить персиян под Шамхором, потом под Елисаветполем и, конечно, без участия Паскевича в их обучении доставили ему бриллиантовую саблю. Впоследствии те же войска доставили ему титул графа и звание фельдмаршала. После штурма Ахалциха тем солдатам, которых ему стыдно было показать неприятелю, он писал в приказе, что в течение своей службы не видал храбрее, усерднее и терпеливее в трудах кавказского солдата ^[963].

Тот, кто хотя отчасти знаком с тем, что происходило в русской армии во вторую половину царствования императора Александра I, не станет особенно обвинять и Паскевича за его донесения о состоянии войск, – он скажет, что Паскевич отдавал дань своему веку и следовал за толпой, отделиться от которой и уйти вперед – есть удел немногих избранных.

Отечественная и следовавшие за нею войны, казалось, должны были установить правильный взгляд на воспитание и обучение войск, но на нас уроки прошлого как-то мало действуют и часто на деле выходит обратное. Войска были подчинены самой строгой и бесполезной муштровке, вытягиванию носка, ровности и темпу в ружейных приемах, блеску показа, а не целесообразности в движениях. Одежда шилась так узко и обтянуто, что нигде нельзя было ущипнуть ^[964]. Паскевич принадлежал к целой плеяде так называемых линейных генералов, предававшихся с увлечением тщательному ранжиру, равнению и церемониальному маршу. По возвращении своем в Тифлис и пользуясь отсутствием Ермолова, он занялся ежедневными разводами и учениями. «Я здесь завел форму, – писал он в одном из писем барону Дибичу ^[965], – разводы, ученья, приказал дивизионным командирам весьма строго, дабы занимались устройством и чтобы скорее обмундировались. Это весьма не нравится, и удивляются, что могу приказывать, а особливо исправлять. Но по крайней мере я для службы сделал ту пользу, что рядовые будут одеты и на будущую кампанию выйдут в исправности, ибо все вещи они оставили в штаб-квартирах».