Любовники-полиглоты - читать онлайн книгу. Автор: Лина Вульфф cтр.№ 26

– Попытайтесь найти другую работу, – посоветовал я секретарше, подойдя к ее стойке. – Вас отравят, если вы здесь останетесь.

– Но что мне делать? – прошептала она, и в ее голосе зазвучали нотки подавляемого отчаяния. – Вы и правда думаете, меня кто-нибудь возьмет на работу? Кто меня возьмет? Я приговорена оставаться здесь. Единственное, на что я могу надеяться, так это на то, что в один прекрасный день он станет ненавидеть меня чуть меньше.

– Вы не понимаете. Его ненависть по отношению к вам – самое подлинное, что есть в его жизни. Вы с этим ничего не поделаете.

В ее взгляде вдруг мелькнуло что-то новое, она склонилась ко мне и шепнула:

– Если только мы не убьем его.

Я протянул к ней руку.

– Что вы за люди, те, кто работает здесь? – спросил я.

– Пожалуйста, помогите мне, – шепотом продолжала она.

Я покачал головой и направился к выходу.

– Я все равно собиралась покончить с собой! – крикнула она мне в спину. – Я ведь вам говорила. Я же сказала, я все равно собираюсь покончить с собой!

Ее слова эхом разносились по белому помещению, и мне показалось, что все остановились и смотрят на нас. Уходи, подумал я. Уходи и не бери в голову всех этих людей. Здесь творится что-то неладное. Я почти дошел до эскалатора, как вдруг позади меня раздалось цоканье каблуков. Я обернулся.

– Мы можем снова увидеться? – тяжело дыша, спросила она.

Я смотрел на нее, ничего не понимая.

– Зачем?

– Просто увидимся.

– Я женат.

– Если место жены занято, мне будет достаточно места любовницы.

Говоря это, женщина улыбалась, и ее улыбка заставила меня улыбнуться в ответ. Любовники, подумал я. Этот душераздирающий статус.

– Вот, возьмите, это мой телефон, – она протянула мне листок бумаги.

Когда через какое-то время я входил в нашу с женой квартиру, оба человека, встретившиеся мне, пока я недолго находился в World Trade Center, казались выдуманными и иллюзорными. Я налил бокал вина из стоявшей в холодильнике бутылки и громко рассмеялся. Потом долго сидел на диване в гостиной и смотрел в небо, которое тем вечером было неестественно ясным.

* * *

Сколько лет мне тогда было? Пятьдесят четыре. Как я представлял себе свое будущее? Что будут острова. У Мишеля Уэльбека есть книга, которая называется La possibilité d’une île. «Возможность острова». Можно думать что угодно о Мишеле Уэльбеке, и большая часть населения Земли имеет и право, и обязанность ненавидеть его, но La possibilité d’une île – одно из прекраснейших названий в истории названий книг. Трудно писать о любви. Нужны особые фильтры, и важно эти фильтры найти. К тому же, надо дожидаться своего рода затмения, когда все останавливается, свет исчезает, и тот глаз смотрит на тебя. О таких затмениях писал Стивен Кинг. Глаза, которые смотрят на человека, но также и глаза, которые смотрят наружу, из людей. Как я уже сказал, для человека с репутацией плохого писателя он иногда пишет удивительно хорошо.

Несколько следующих недель образ секретарши продолжал жить во мне. Я видел перед глазами ее лицо в самых неожиданных обстоятельствах. Иногда она оказывалась последним, что я видел, засыпая по вечерам. Густо подведенные глаза и походка сломленного человека, когда она подошла ко мне, неся кофе. Потом презрительная улыбка, когда ее начальник читал вслух свое стихотворение, и узор из строгих морщин вокруг рта, сухая ложбинка между грудями. Мне мерещились молодые женщины, с превосходством скользившие вокруг нее, как роскошные рыбки в аквариуме, в котором для нее больше нет места.

Я стал хуже спать. Иногда я просыпался по ночам и видел перед собой начальника секретарши, и тогда я видел еще и поедающего его белого червя. Меня прошибал пот, когда эта картина вставала у меня перед глазами. От нее у меня по телу шли нервные судороги, и снова заснуть становилось совершенно невозможно. Сердце словно не слушалось моего дыхания и металось в груди, как пластиковый пакет, болтающийся на ветру на шесте. Я ворочался на влажной простыне, изо всех сил стараясь не разбудить жену. Но ночное беспокойство похоже на спертый воздух, который наполняет комнату, и спокойный партнер в конце концов тоже просыпается от недостатка кислорода. Однажды жена села в постели, вздохнула и мрачно посмотрела на меня. Потом взяла подушку и одеяло и ушла спать в спальню для гостей.

– Не знаю, что происходит в твоей жизни, – сказала она, стоя в дверях. – Но ты должен попытаться из этого выбраться. Это твои рассказы о прогулках по городу?

Рассказы о прогулках? Они казались очень далекими.

– Бывают муки, из которых не получается выбраться, – сказала жена. – Бывают муки, в которые нужно погрузиться, чтобы выйти в новом месте. Ты должен попытаться понять, что требует от тебя действия. Если знаешь ответ на вопрос «зачем?», значит, знаешь и ответ на вопрос «как?». Нужно найти глубинный нерв, спрятанный внутри кровеносный сосуд, прозрачную воду, где все становится ясно.

Я узнал эти слова. Они принадлежали не моей жене, а Ницше. Забавно, что кто-то вроде моей жены – делопроизводителя в государственной конторе с подземными коридорами, уставленными бежевыми папками, – может любить такого философа, как Ницше. Считается, что люди типа нее должны читать детективы и смотреть реалити-шоу. А она последние годы проводила вечера, читая чертову уйму западных философов. И сделала вывод, что есть только один, который охватил всё. Я завидовал этой ее любви. Я тоже хотел ощутить полноту, тоже хотел считать, что нашел философа, который охватил всё. Если бы я нашел такого философа, я бы вник в его работы и не вылезал бы из его книг. Но когда эта мудрость поселилась в моей жене, ее покинула нежность.

– Когда мы снова займемся сексом? – спросил я ее как-то вечером напрямик.

И услышал в ответ:

– Я не в силах говорить об этом сейчас. Пожалуйста, закрой дверь, когда выйдешь.

В начале июля мы поехали в шхеры. Мы сели на паром на Страндвеген, за бортом пенилось море, в небе кричали чайки. Мы думали, что едем навстречу времени счастья и покоя, но шведская красота всегда наполняет меня грустью, и я не в состоянии наслаждаться густым лесом или видом на Балтийское море, не ощущая, что мои дни сочтены. Почему такое чувство одиночества не посещает, когда смотришь на Атлантический океан с Берега смерти в Галисии или с крутых гор в Стране басков? Там я чувствую свежесть, задор, силу, биение жизни. Превосходство орла, его жажду ощутить воздух под крыльями. И вот я сидел на шведском острове, возвышающемся над морем, в белом домике, который унаследовала моя жена, – резные украшения вдоль ската крыши, начищенные до блеска деревянные полы. Однако меня не покидало ощущение, что мне предстоит долгое и нестерпимое лето.

Сидя на кухне, я мог видеть ее через окно. Было совершенно очевидно, что она наслаждается жизнью, что это ее место. Она обихаживала заросший сорняками участок и собирала в корзинку ягоды, из которых потом варила сок. Ее белое как бумага лицо порозовело, и дни, проведенные на работе, казалось, стерлись из ее памяти. Иногда, когда к нам приезжали друзья из города, мне было стыдно за жену. Гости сидели с наполненными розовым вином бокалами и рассказывали о себе и о том, чего они достигли в жизни, где побывали и какие блюда умеют готовить, а она в эти моменты как будто пропадала из комнаты. Я уверен, что многие думали: «Как этот мужчина мог жениться на такой женщине?» Если ее спрашивали о работе и карьере, она отвечала как есть: «Я работаю в одной конторе делопроизводителем». Она не говорила, что оказалась там случайно или что она вскоре собирается найти новую работу, в общем, не использовала стандартных отговорок людей, полагающих, что их работа их недостойна. Моя жена не просто считала, что работает делопроизводителем, она считала, что она является делопроизводителем. Но хотя мне и было стыдно за нее, это не идет ни в какое сравнение с тем, как мне было стыдно за себя. Представьте, что вас содержит кто-то, чьей работы вы стесняетесь, – интересно, сможет ли кто-нибудь понять, какое презрение к себе испытывает в такой ситуации человек. Сколько еще книг я напишу, пока она зарабатывает мне на жизнь, тратя время в забитых архивами подземельях? Мне казалось, что она с каждым годом все глубже погружается в себя. Она становилась все более молчаливой, серой и незаметной.