Достойный жених. Книга 2 - читать онлайн книгу. Автор: Викрам Сет cтр.№ 143

Устад Маджид Хан выступал со своим постоянным аккомпаниатором, игравшим на табла, а также с Исхаком Ханом, который на этот раз не играл на саранги, а пел вторым голосом. Знаменитый музыкант относился теперь к Исхаку не как к ученику или даже дальнему родственнику, а как к сыну. Исхак обладал музыкальным даром, какого устад Маджид Хан мог только пожелать в ученике, и к тому же он благоговел перед своими учителями, в том числе перед умершим отцом, из-за чего между Исхаком и великим маэстро поначалу и случился конфликт. Их последующее примирение удивляло их обоих. Устад видел в этом волю Провидения; Исхак не знал, чья воля тут сыграла роль, но был глубоко благодарен судьбе. Играя на саранги, он привык инстинктивно приспосабливаться к манере главного исполнителя и так же без труда стал подпевать своим ясным голосом учителю. В пении устада Маджида Хана проявлялся склад его ума и способность творчески импровизировать, а Исхак за каких-нибудь пару месяцев научился повторять устада так легко и уверенно, что это поначалу неприятно поразило тщеславного Маджида Хана, но затем привело в восторг. В лице Исхака он приобрел ученика, достойного славы учителя и делающего ему честь, так что осадок, оставшийся у мастера от первоначальной, излишней, как ему казалось, самоуверенности Исхака, быстро растворился.

Был уже поздний час, когда они собрались в имамбаре, и устад Маджид Хан не стал распеваться, исполняя какую-либо легкую рагу, а сразу взялся за «Дарбари». Эта рага как нельзя лучше подходила к обстановке, подумал наваб-сахиб, и его отец, чьей единственной слабостью была музыка, получил бы от этого исполнения истинное удовольствие. Медленно, царственно разворачивающийся начальный алап, свободные вибрации третьей и шестой ступеней, постепенное величавое понижение с чередованием подъемов и спусков, богатство голоса Хана-сахиба, с которым время от времени сливался голос молодого ученика, сопровождаемые непрерывным ненавязчивым, но уверенным ритмом табла, создавали величественное и совершенное целое, завораживавшее как публику, так и самих исполнителей. Даже «вах, вах!» вособо впечатляющих местах слушатели почти не произносили. Исполнение раг длилось уже больше двух часов и затянулось далеко за полночь.

–Поправь свечи, они оплыли,– дал указание одному из слуг наваб-сахиб.– Хан-сахиб, сегодня вы превзошли самого себя.

–По милости Господа, а также вашей.

–Не хотите отдохнуть?

–Нет, у меня еще много сил. А также и желания петь для таких слушателей.

–Что вы теперь исполните?

–Как ты думаешь?– обернулся Устад Маджид Хан к Исхаку.– Для раги «Бахтияр» время еще не пришло, но она подходит мне сейчас по настроению, так что, я думаю, Бог простит нас.

Наваб-сахиб никогда не слушал маэстро в сопровождении Исхака и никогда не видел и даже не слышал, чтобы Хан-сахиб советовался с кем-нибудь о том, что стоит и что не стоит исполнять. Он был изумлен и попросил представить его молодому певцу.

Тут Ман неожиданно вспомнил, где видел Исхака раньше.

–Мы же с вами встречались у Саиды-бегум,– выпалил он необдуманно.– То-то я думаю, почему ваше лицо мне знакомо. Вы играли у нее на саранги, правда?

Наступило ледяное молчание. Все, кроме таблаиста, уставились на Мана в замешательстве. По-видимому, музыка так заворожила их, что не хотелось думать о чем-либо существующем вне этого волшебного момента. Каждый из присутствующих был так или иначе связан с Саидой-бай – либо в качестве покровителя, либо нанятого ею музыканта, либо певца-соперника, либо любовника, либо просто знакомого.

Устад Маджид Хан поднялся и попросил разрешения на минуту выйти. Наваб-сахиб кивнул. Исхак Хан тихо заговорил о чем-то с игроком на табла. Все, казалось, хотели поскорее изгнать эти посторонние мысли.

Вернувшись, устад Маджид Хан как ни в чем не бывало прекрасно спел «Бахтияр», останавливаясь время от времени, чтобы глотнуть воды. В три часа ночи он встал и зевнул. Все остальные поднялись тоже.

14.20

Позже, лежа в постели, Ман и Фироз зевали и разговаривали.

–Я просто без сил. Денек выдался на славу,– сказал Ман.

–Хорошо, что я не открыл свою резервную бутылку скотча перед обедом,– заметил Фироз.– А то мы храпели бы под «Бахтияр».

Они помолчали.

–Слушай, а почему все так странно восприняли то, что я упомянул Саиду-бай?– спросил Ман.– Застыли, будто их кондрашка хватила. И ты тоже.

–И я?– переспросил Фироз.

–Да.

Приподнявшись на локте, Фироз внимательно смотрел на друга, думая, надо ли ему отвечать, и если надо, то что, но в это время Ман продолжил:

–Знаешь, мне нравится вон та фотография у окна, где ты снят со всей семьей. Ты выглядишь точь-в-точь как сейчас.

–Ну, ты скажешь!– засмеялся Фироз.– Мне там всего пять лет. А сейчас я выгляжу гораздо лучше,– проинформировал он Мана.– Особенно по сравнению с тобой.

–Я имел в виду, что у тебя такой же нахмуренный вид и голова свернута набок,– объяснил Ман.

–Эта свернутая голова напоминает мне о главном судье,– сказал Фироз и, помолчав, добавил:– А почему ты завтра уезжаешь? Оставайся на несколько дней.

–Да я бы с удовольствием,– пожал плечами Ман.– Мне очень нравится ваш форт, и мы могли бы еще поохотиться. Но у меня нет времени. Я обещал там, в Дебарии, вернуться к Бакр-Иду. А это место надо показать баоджи. Он подыскивает себе избирательный участок, и чем ближе он познакомится с этим, тем лучше. И потом, ты вроде говорил, что для вас в Байтаре не так важен Бакр-Ид, как Мухаррам, да?

–Да, это так.– Фироз опять зевнул.– Но в этом году меня здесь не будет. Я буду в Брахмпуре.

–Почему?

–Мы с Имтиазом по очереди проводим там Мухаррам, чтобы принять участие в процессии. А другой в это время находится здесь. Мы не праздновали Мухаррам вместе с восемнадцати лет.

–Не могу поверить, что ты бьешь себя в грудь и стегаешь плеткой.

–Нет, этого я не делаю. А некоторые делают. Некоторые даже ходят босиком по горящим углям. Приходи в этом году, сам увидишь.

–Может, и приду. Спокойной ночи. Выключатель вроде бы с твоей стороны.

–А ты знаешь, что Саида-бай закрывает свою лавочку во время Мухаррама?– спросил Фироз.

–Что-что?– спросил Ман, возвращаясь из полусна к действительности.– Откуда ты знаешь?

–Все это знают. Она глубоко верующая. Это, конечно, разозлит раджу из Марха. Он любит погулять на всю катушку во время Дуссеры.

Ман в ответ лишь что-то промычал.

–А она не будет ни петь, ни играть для него,– продолжал Фироз.– Все, что она согласна исполнять в это время,– марсии ^[130] и прочие похоронные песни в память о погибших в битве при Кербеле. Это не очень-то вдохновляет и возбуждает.