Достойный жених. Книга 2 - читать онлайн книгу. Автор: Викрам Сет cтр.№ 145

Махеш Капур прошелся по деревне вместе с Маном и Бабóй, а также втершимся в их компанию Нетаджи. Махеш, казалось, пребывал в отличном настроении,– возможно, этому способствовал временный отдых от обстановки в Прем-Нивасе, или свежий деревенский воздух, или пение Маджида Хана, или тот факт, что в данном округе у него открывалась перспектива дальнейшей политической деятельности. За ними тянулась разношерстная толпа деревенских ребятишек. Один из них тащил за собой по грязи небольшого черного козла с маленькими, выставленными вперед рогами, густыми черными бровями и желтыми глазами, смотревшими снисходительно и скептически. Козел непрерывно блеял. Повсюду Мана приветствовали по-дружески, а его отца – с почтением.

Небо над Дебарией и Сагалом – как и почти над всей долиной Ганга – затянуло тучами, и люди боялись, что на следующий день польет дождь и испортит им праздник. Махеш Капур избегал разговоров на политические темы, оставляя их на предстоящую предвыборную кампанию, а пока просто хотел познакомиться с будущим электоратом. Он делал все полагающиеся вежливые жесты – намасте, адаб и прочие,– пил чай и вел ничего не значащие беседы.

–Сагал мне тоже надо посетить?– спросил он Бабý.

Тот, задумавшись на секунду, ответил:

–Нет, не стоит. Слухи сделают все, что надо.

Наконец, обойдя всю деревню, Махеш Капур уехал, поблагодарив Бабý и заметив Ману:

–Возможно, вы с Бхаскаром и правы. А ты, хотя и не успел выучить урду, провел здесь время не впустую.

Ман не мог вспомнить, когда отец в последний раз хвалил его. Он был несказанно удивлен и так тронут, что на глазах у него даже появились две слезинки.

Махеш Капур сделал вид, что не замечает их, кивнул, посмотрел на небо и сделал рукой общий прощальный жест.

Джип, хлюпая по лужам, двинулся в город.

14.22

Ман спал на веранде, потому что мог пойти дождь. Проснулся он поздно. Бабá был рядом, но не хмурился и не спрашивал сердито, почему Ман пропустил утреннюю молитву, а вместо этого сказал:

–Я вижу, ты проснулся. В идгу ^[131] пойдешь?

–Конечно. Почему бы нет?

–Тогда тебе надо быстро собираться,– сказал Бабá, похлопав по спине тучного черного козла, задумчиво щипавшего траву около дерева.

Остальные члены семьи уже ушли, и Бабá с Маном шагали вдвоем по полям, простиравшимся между Дебарией и Сагалом. Идга находилась в Сагале и занимала часть школы около озера. Небо по-прежнему закрывали тучи, но они были подсвечены снизу, и рисовые посадки сверкали изумрудной зеленью. На затопленном поле плавали утки, вылавливавшие червей и насекомых среди всходов. Все было свежим и действовало освежающе.

Со всех сторон к идге стекались мужчины, женщины и дети. Все были одеты по-праздничному – либо в новой одежде, либо, если не могли приобрести ее, в старой, но безукоризненно чистой и свежевыглаженной. Тут собрались жители не только Дебарии и Сагала, но и всех соседних деревень.

Мужчины носили по преимуществу белые курты-паджамы, но на некоторых были лунги ^[132], а третьи решились нарядиться в цветные курты – правда, не слишком яркие. На голове у них были шапочки – как белые, тонкой работы, так и блестящие черные. Одежда женщин и детей была разных цветов: красного, зеленого, желтого, розового, темно-бордового, синего, индиго, фиолетового. Даже под черной или темно-синей буркой, которую носили большинство женщин, можно было видеть край цветного сари или шальвар, а также нарядные браслеты и чаппалы на ногах, окрашенных ярко-красной хной и забрызганных грязью, неизбежной в период муссонов.

Когда они пробирались по одной из узких троп, перед ними возник старик изможденного вида в грязном дхоти. Сложив руки, он умоляюще обратился к Бабé:

–Хан-сахиб, чем я провинился перед тобой, что ты так поступаешь со мной и моей семьей? Нам не на что жить.

Посмотрев на него секунду-другую, Бабá ответил:

–Ты что, хочешь, чтобы я тебе ноги переломал? Меня не трогает то, что ты говоришь. Надо было думать раньше, когда ты ходил жаловаться канунгу ^[133].

С этими словами Бабá двинулся дальше. На Мана же смешанное выражение мольбы и ненависти на морщинистом лице старика произвело такое впечатление, что он не мог оторвать от него взгляда и пытался вспомнить, как и с Исхаком два дня назад, где он мог видеть его раньше.

–Что за история с этим стариком, Бабá?– спросил он.

–Никакой истории,– ответил Бабá.– Просто он хотел заграбастать мою землю, вот и все.– По тону его голоса было ясно, что он не желает говорить об этом.

При приближении к школе стал слышен громкоговоритель, который повторял восхваления Богу и предупреждал людей, чтобы они готовились к праздничным молитвам и не задерживались на ярмарке.

–Дамы, пожалуйста, приведите себя в порядок. Мы начинаем. Поторопитесь, граждане.

Однако заставить граждан поторопиться было не так-то просто. Некоторые совершали ритуальные омовения у резервуара с водой, но большинство столпилось около импровизированных ларьков и палаток, возведенных на берегу озера сразу за воротами школы. Здесь предлагались безделушки, браслеты, зеркальца, воздушные шарики, а главное, самая разная еда – от алу-тикки до чхоле ^[134] и джалеби, шипящих на горячих сковородах, а также сладости – бурфи, ладду и какие-то розовые воздушные леденцы, фрукты, пан – все, о чем Мистер Крекер мог только мечтать в своих самых неуемных фантазиях. Он и впрямь топтался около одного из ларьков с половиной бурфи в руке. Мехер, которому его дед купил сладости, делился ими с другими, Моаззам же держался поближе к наиболее щедрым детям.

–Ради их денег старается,– заметил Ману Нетаджи, побрившийся по случаю праздника, но оставивший усики.

Женщины и девочки скрылись в помещении школы, чтобы наблюдать оттуда за церемонией и частично принимать в ней участие, а мужчины выстроились рядами на длинных белых полотнищах, разостланных во дворе. Всего их набралось больше тысячи. Среди них Ман заметил нескольких старцев, устроивших обструкцию Рашиду около мечети, но не видел больного старика, которого они с Рашидом навещали. Правда, в такой толпе было нелегко разыскать кого-либо. Его пригласили сесть на веранде рядом с двумя полицейскими в хаки, которые со скучающим видом наблюдали за происходящим. В их задачу входило смотреть за порядком и быть свидетелями в случае, если проповедь имама будет содержать что-либо антииндуистское. Их присутствие воспринималось всеми с неприязнью, и по тому, как полицейские держались, было видно, что они понимают это.