Запредельная жизнь - читать онлайн книгу. Автор: Дидье ван Ковелер cтр.№ 34

– Это наша дочь.

Фабьена глотала стыд, старалась думать только о короне, которую она получит вечером из рук респектабельных судей. Может, она и не самая красивая, но в ней есть некая тайная сила, которую она уже испробовала на председателе Рюмийо, когда он, показывая девушкам на репетиции, где чье место, заодно заигрывал с ними.

Переодеваясь в битком набитой раздевалке, где все чуть не дрались из-за зеркал, она улыбалась. Только что, во время испытания на общее развитие, она неожиданно серьезно заявила в микрофон, что хочет посвятить свой титул «Мисс Савойя», если получит его, афганскому народу, притесняемому советскими оккупантами и «в эту минуту» ведущему с ними героическую борьбу. Это выражение солидарности, наверное, помогло ей наверстать пол-очка, упущенных в туре «длинное платье – высокие каблуки».

Раздаются первые звуки мелодии из «Кармен», пестрая стая участниц устремляется на сцену, и на минуту я заражаюсь от Фабьены радостной энергией, уверенностью в себе, в том, что сейчас, через сорок пять минут, когда ей на голову возложат венок, в руку дадут скипетр, через плечо наденут ленту и завалят подарками от местных коммерсантов (бесплатная реклама перед телекамерами), начнется новая жизнь. Сейчас она, на зависть более богатым, красивым и образованным соперницам, поднимется выше всех – на верхнюю ступеньку подиума, откликаясь на призыв: «Мисс Савойя-86 – Фабьена Понше!»

Но увы, номер 14 голосом Мирей Матье выразительно выкрикнул пожелание, чтобы прекратилось кровопролитие на оккупированных территориях, потому что «в мире нет ничего ужаснее, чем забитый камнями ребенок, особенно если эти камни швыряли другие дети». Неистовые аплодисменты разбили мечту Фабьены вдребезги. Ее заткнули за пояс. Номер 17, поднапрягшись, сымпровизировала экологическую речь об опасности эксплуатации АЭС в Крей-Мальвиле. Учитывая, что в жюри входили два инженера из Госэнерго, это была не самая удачная идея. В конечном счете Афганистан потянул на второе место. Корона победительницы досталась пухленькой милашке, такое решение снимало с женатых членов жюри подозрение в предвзятости и избавляло от ночных упреков жен.

Я нашел отца около фонтана перед казино, на автостоянке. Он стоял в сизом облаке от выхлопа множества отъезжающих машин, руки в карманах, и громко возмущался выбором своих коллег по жюри. Хорошо же будет выглядеть Савойя на зимних Олимпийских играх с этой своей Мисс, у которой такой плоский зад и южный акцент! Когда можно было выбрать восхитительную блондинку, и к тому же уроженку Альбервиля! Никогда раньше я не видел его таким разгоряченным. Едва в дверях артистического выхода показалась Фабьена в габардиновом пальто, как он устремился прямо к ней:

– Луи Лормо – я был в жюри и голосовал за вас, это просто возмутительно! Вы в сто раз лучше!

– Вы очень любезны, – бесцветным голосом отвечала Фабьена.

– Позвольте представить – мой сын Жак.

Глаза ее были полны тоски, ей хотелось одного: чтобы все это скорее кончилось. Родительская машина стояла черт знает как далеко, она должна была плестись туда, потом ехать с ними в отель «Бо-Риваж», где опять надо будет выступать, фотографы попросят всех, кроме победительницы, выйти из кадра, супрефект произнесет хвалебную речь в честь благородных порывов Мисс, которой предстоит защищать честь департамента. Надо будет всем представлять родителей, чтобы они не обиделись. И наконец вечер, который обещал быть самым счастливым в ее жизни, закончится в зеленном фургоне; подол сшитого вручную атласного платья будет подметать грязный пол, где валяются морковная ботва и листки салата. Золушка возвратится к своим тыквам, и всю дорогу, не превышая сорока километров в час, отец будет ее пилить: «Видишь, чем кончаются эти дурацкие игры в принцесс!»

И вдруг наши взгляды встретились. Я узнал давешнюю байдарочницу. А она – типа, который опрокинул ее лодку. С этой минуты мы неотрывно смотрели друг на друга.

– Это вы, – протянула она, и в голосе ее было больше печали, чем обиды.

– Странная штука случай, – изрек я, впадая в идиотизм – первый признак того, что я влюбился.

Папа восторженно глядел то на нее, то на меня. Потом живо обернулся к стоявшей у самого фонтана и выжидательно покашливавшей Одили.

– Одиль, моя кассирша, – пояснил он, сразу устанавливая дистанцию во избежание недоразумений. – Я держу скобяной магазин на авеню Терм. Ты ведь можешь дойти пешком, Одиль, тебе тут недалеко?

Одиль от неожиданности уронила коробку с пастилками. Но тут же подобрала ее, пожелала всем спокойной ночи и запоздало объявила о своем ларингите и о том, что ей нужно поскорее лечь. Едва простившись с ней, мы начисто забыли о ее существовании.

– Если позволите, мой сын подвезет вас, его автомобиль тут рядом, – предложил отец.

Вид огромной американской машины, поблескивающей в свете фонарей под мелким дождиком всеми своими хромированными деталями, несколько изменил к лучшему первоначальное впечатление Фабьены о моей особе.

– Это «форд-ферлейн-скайлайнер 1957», – объясняет папа, открывая Фабьене дверцу. – Верх, как видите, металлический, но посмотрите, что будет, когда кончится дождь.

Он помогает ей сесть, поправляет складки платья, чтобы их не прищемило, и осторожно закрывает дверцу. Потом обходит вокруг машины и передает мне ключ, шепча:

– Невероятно! Фантастика, да и только! Ты видел? Глаза, походка – живой портрет твоей матери, просто копия! Я еле высидел в жюри – думал, инфаркт хватит… Смотри не упусти ее, понял?

Странно! Насколько я представлял себе маму – по черно-белым любительским фильмам, – ни малейшего сходства нет. Разве что в фигуре что-то общее… Но отцу, разумеется, виднее.

Сам он забирается на заднее сиденье. Итак, решается моя судьба. На другой стороне площади, под аркой из зелени, Анжелика Бораневски весело болтает с братьями Дюмонсель. Меня же насмешливо подбадривает – машет зонтиком. Жан-Ми ей в тон показывает поднятый палец.

– Что ты там замечтался – поехали! – торопит отец.

Я сажусь за руль, захлопываю дверцу и окунаюсь в жасминовый запах. Через полгода, сразу после свадьбы, Фабьена сменит эти духи – ей казалось, что «Герлен» больше подходит ее новому положению.

На минутку отодвигаю события, чтобы подольше удержать аромат жасмина, прочно вошедший в мою жизнь. Ни прежде, ни потом не испытывал я такого радостного желания, какое поднималось во мне, стоило Фабьене очутиться в шести метрах от меня. И сколько я ни нюхал разных флаконов в парфюмерных лавках и отделах, такого запаха найти не мог. Схожая цветочная нотка, кажется, встречается в «О` жен», но у Фабьены жасмин был послаще. Видимо, она сама делала какую-то смесь. Точно я так и не узнал. Все, что касалось ее прошлой жизни, всегда было для меня запретной темой. Пришлось перестраиваться на «Герлен».

– Я заново родилась в твоих объятиях, – сказала она мне три дня спустя, когда мы впервые лежали в постели, в номере четырехзвездочной гостиницы «Омбремон».