"...Миг между прошлым и будущим" - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Рогозин, Александр Зацепин cтр.№ 34

– Ну, что, Леня, будем из-за этой ерунды таить обиды?..

И мы помирились и продолжили работать.

Он был очень талантливый человек, прекрасно чувствовал музыку, хотя спеть никакую песню не мог. Но внутренний слух имел замечательный, попадал точно, делал все идеально. Ведь он же писал на готовую музыку. Говорил:

– А, мне все равно, какой размер!

Не помню, кто нас познакомил. Кажется, композитор Александр Флярковский. И первая наша песня «Костер на снегу» сразу оказалась удачной. Мы подружились. Хотя параллельно он работал со многими композиторами.

Первое время нашей работы он изрядно выпивал и курил. Прошло время – завязал. Специально съездил в Югославию к какому-то гипнотизеру. Тот его лечил от водки и курения. И научил: как только будет тянуть курить – пейте горячую воду. Леня спрашивает:

– Ну, а если сегодня захочу курить, что мне делать?

Тот отвечает:

– А сегодня вы не захотите!

Так и вышло на самом деле.

Потом он ударился в мистику. Какие-то упражнения делал. В ванне с холодной водой – по двести шагов. Потом стал йогой заниматься. Я, кстати, тоже тогда увлекся йогой. Но делал только физические упражнения, а он ударился в духовную часть, в религию. Потом с йоги перешел в христианство, стал в церковь ходить.

Когда он уже бросил пить и курить, говорил мне:

– Саша, теперь представляю, как я тебе надоедал со своим куревом!

С поэтом и другом Леонидом Дербеневым

В «Бриллиантовой руке» сначала он написал другие стихи. «Пусть я пороха и не выдумал, пусть Америки не открыл вовек, но… я простой советский человек». Что-то в этом роде. В сценарии так и значилось: «Песня простого советского человека».

Я говорю:

– Леня, для кого ты пишешь? Для властей, что ли? Ты будешь петь такую песню?

Он:

– А Гайдай принял! Что ты ломаешься?

– Нам же нужен хит, – отвечаю, – чтобы людям нравилось!

Позвонила мне Вера, его жена:

– Саша, ну, что ты? Гайдай же принял, а ты!..

– Мы что, – спрашиваю, – песню лично для Гайдая делаем?.. Если она потом не будет звучать, Гайдай скажет: «Что же вы песню такую сочинили?» А вы приняли слова! «Так надо было спорить! Надо было доказывать свое!»

Я позвонил Гайдаю:

– Леня, я тогда напишу другую музыку под эти слова. Не хочу эту мелодию отдавать с таким текстом!

Гайдай замялся:

– Ну, хорошо, пусть напишет что-нибудь другое!..

А потом, когда мы записывали уже с «зайцами», я Дербеневу говорю:

– Давай, если хочешь, запишем и с тем текстом!

Он:

– Ну, ладно, ладно!..

Он был очень веселым и остроумным, помнил массу анекдотов. Его, бывало, спросишь:

– Леня, а можешь, к примеру, рассказать про обои?

Он несколько секунд думал и тут же начинал рассказывать анекдот про обои. У него была огромная библиотека, он всю ее перечитал. И читал в два раза быстрее, чем я.

За год до смерти он выиграл автобусную поездку во Францию. По радио разыгрывался приз, надо было ответить на вопрос: в частности, как называется китайская водка? Он позвонил и первым ответил! И с женой поехал на автобусе в Париж. Потом проклинал, как это было мучительно – сидеть в одном положении столько времени, и поспать нормально невозможно! Пытался ложиться на пол… Приехал, позвонил мне. Мы встретились, я повозил его по Парижу.

Получилось почти буквально: «Увидеть Париж и умереть»…

А самолетов он страшно боялся. Мы как-то ездили в Таджикистан (он же писал стихи и к фильму «Отважный Ширак», откуда песня «Волшебник-недоучка»). Так он приезжал поездом! Три дня в пути. Правда, тогда он еще выпивал. И когда он все-таки решил лететь со мной, я ему говорил:

– Сейчас такие самолеты, уже не разбиваются!

Но потом, когда мы сели, говорю:

– Смотри, Леня, крыло как-то подозрительно болтается!.. Бывает, оно обламывается, самолет начинает крениться, и тогда его уже выровнять невозможно…

Он:

– Ну, хватит, хватит!..

А я продолжаю:

– Чего ты боишься? Я, например, мечтаю умереть в самолете. Мгновенно! И никаких родственников не будет над твоим телом стоять!

– А пока падаешь?..

– Ты же почувствуешь невесомость! Мы же с тобой можем тридцать секунд полетать в невесомости, как космонавты! Это же прекрасно!..

А он опять:

– Хватит, хватит!..

И в иллюминатор на крыло косится…

В начале семидесятых мой приятель Виталий Клейнот, хороший музыкант, помогавший мне тогда делать аранжировки к таджикскому фильму «Отважный Ширак», говорит:

– В ДК Горбунова проходит финал смотра самодеятельности. Там будет певица Алла Пугачева. Послушайте ее, может, она вам понравится.

Я пошел туда. Пугачева, кажется, пела «Посидим-поокаем» и что-то еще. И она мне понравилась. И голос понравился, красивый, и эмоциональность.

Я подошел к ней, поздравил и предложил работать.

– Давайте, – сказал, – запишем одну песню, а потом для кино будем записывать!

Она сразу же согласилась. И мы записали первую песню «И кто виноват». Я был очень доволен, как она спела. Песню крутили по радио.

Работать с ней было приятно. Я ей звонил:

– Зайди, у меня к новому фильму две песни есть!

Сижу за роялем, играю мелодию, напеваю своим противным, скрипучим голосом. Она слушает, очень быстро запоминает, память у нее колоссальная! Потом садится за рояль, тут же сама играет эту песню, находит себе тональность – выше или ниже. Она говорит:

– А можно вот тут в припеве добавить еще что-то, чтобы ярче было?

Бывало, две-три ноты исправлю или показываю другие варианты: есть еще и такой запев, и такой припев. И мы вместе находим лучшее. Потом приходит Леня Дербенев, я записываю ему кассету. Он говорит:

– Ты запиши мне подлинней! Куплетов десять. Я включаю магнитофон, хожу, курю и слушаю. А когда отматываю назад – отвлекаюсь.

Иногда мы «рыбу» составляли. У него было пять слов, из которых он делал «рыбу»: мой милый, дорогой, родной, любимый.

– Эти слова, – объяснял он, – меня не отвлекают. А то ты пишешь: «синее, синее небо, зеленая трава»… Это мешает!