"...Миг между прошлым и будущим" - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Рогозин, Александр Зацепин cтр.№ 35

Потом я делал аранжировку, и мы записывали. Иногда аранжировку делал вместе с другими музыкантами. Например, к «31 июня» втроем работали: объем был большой, сроки поджимали, а хотелось сделать как можно лучше. Прекрасный музыкант Сережа Рудницкий, руководитель ансамбля «Аракс» со своими музыкантами, Виталий Клейнот (он приглашал других музыкантов) и я.

И вот аранжировка есть, тональность подобрана. Тут я звал Аллу. Она приходила уже подготовленная. Мелодию знала, стихи ставила перед собой, чтоб не забыть. Она сначала напевала, за рояль садясь. Потом вставала к микрофону, и я записывал на пленку. Потом приходила в аппаратную, и мы слушали.

– Нет, нет, – говорила она, – мне тут что-то надо найти, манеру другую!..

Она думала, искала. Например, как спеть «Волшебника-недоучку»? Сидела за роялем минут десять, напевала, искала правильное решение. При записи ошиблась в аранжировке, был лишний такт, которого она не ожидала, и вступила раньше. И хихикнула. А я это все оставил. Даже интереснее получилось. Будто так и задумано.

Или вот она записала «До свиданья, лето». Мы слушаем: там три раза повтор последней строчки, и у нее каждый раз эта фраза звучит по-разному. Алла говорит:

– Вот первая – хорошо, а вторую я, может быть, перепою.

Было жалко стирать. Я сказал, что оставлю на всякий случай, мне нравится. И она сделала несколько дублей. Послушали, однако на этот раз оставили первый вариант, он был ярче, проникновеннее.

У нас хватало времени: студия-то была моя. Никто не гнал, мы могли выбрать самое лучшее. Я брал из одного дубля один кусочек, из другого – другой, потом все это сводил. Она слушала и, бывало, говорила:

– Вот этот куплет мне очень не нравится! Я бы его перепела…

И перепевала.

Шлифовать – так до золотого блеска!

Она была худенькая, очень скромно одета. Очень талантливая! Я таких просто не видел.

Алла была в то время в разводе, у нее росла дочь. Потом она вышла замуж за музыканта Павла Слободкина. У нее еще не было пластинок, она была, как сейчас говорят, нераскрученная. Но мне было безразлично, известна певица или нет. Главное – поет прекрасно и к делу серьезно относится. Поэтому работал с ней с большим удовольствием.

Тогда еще не было такой техники, как сейчас. Например, дабл трек – двойное звучание. Раньше надо было спеть два раза, потом делали наложение, получается очень красиво. Так вот, большинство певиц не могли два раза спеть одинаково! То чуть короче, то чуть длиннее. А у Пугачевой с первого раза все точно, без ошибок.

Однажды, когда мы уже записали с ней примерно песен пятнадцать, произошел такой случай. Она пришла и говорит:

– Александр Сергеевич, у меня, к сожалению, только пятнадцать минут!

А раньше такого не было. Сколько надо, столько и работали. Я говорю:

– Алла, если ты плохо запишешь, будет не только для меня плохо, но и для кино, для песни, да и для тебя ведь тоже не очень хорошо…

В итоге мы просидели полтора часа, хотя никто ее не заставлял.

Вообще, звездность (даже не по отношению к Алле, а абстрактно), как и полагается болезни, подкрадывается к человеку незаметно и начинает его разрушать. Мало кто имеет иммунитет против звездности и остается самим собой. Прививок же против нее пока не изобрели…

Потом Алла спела «Арлекино» (это не моя песня), выпустила пластинку. Потом на фильме «Женщина, которая поет» произошла наша размолвка.

Как-то она пришла и сказала:

– Я написала пять песен. Не можете ли мне помочь их записать?

Я говорю:

– Конечно. Для тебя – пожалуйста!

Хотя ни для кого я не делал записей в своей студии: для меня время дорого. Ведь надо потратить несколько дней! Но для нее – исключение.

А я как раз работал над этим фильмом, где кроме музыки было шесть-восемь песен. Мы записали их с Аллой. А потом она пришла с просьбой записать ее собственные песни.

– Знаете, Александр Сергеевич, – сказала она, – под моей фамилией это никто не возьмет, поэтому я придумала псевдоним – Борис Горбонос. Я тогда песни и на радио протолкну, и пластинку выпущу. А так скажут: «Пугачева – не член Союза композиторов, зачем нам ее песни!»

От членства в Союзе композиторов действительно зависело немало. Я ее понимаю. Но потом она сделала все иначе. Сказала, что автор песен – восемнадцатилетний парализованный мальчик, прикованный к постели. Написал вот эти песни, надо ему помочь. Ведь для него это глоток воздуха, смысл жизни!..

Звучало красиво и душещипательно.

Но эту историю я узнал позднее. А пока записал все фонограммы для Аллы. Она спела. Одну песню – на свои слова. Я сделал сведение, дал ей пленки, и на этом, казалось бы, все должно было закончиться. Но нет! Только начиналось.

На «Мосфильме» она договорилась с режиссером нашей картины, и он пообещал вставить эти песни в фильм.

Я же ничего не ведал! Прихожу как-то на «Мосфильм» и вдруг узнаю, что эти песни уже отсняты и вставлены в картину!

Говорю:

– Я категорически против!

Во-первых, так не принято. Если ты композитор картины, то ты пишешь музыку и песни сам. Если приглашают еще кого-то, то обязательно с твоего согласия.

Во-вторых, тут получается, мягко говоря, не очень честно. Ведь Алла никому не сказала, что это ее песни. Речь шла об инвалиде, несчастном мальчике!..

И по студии поползли слухи, мол, черствый Зацепин не хочет помочь парализованному таланту! А я помалкиваю, что знаю правду, Аллу не выдаю… Она же приклеила себе усы и сделала фотографию, будто это и есть Горбонос. Годы спустя выяснилось, что всю эту авантюру придумал Стефанович, ее муж в тот период (по крайней мере, он так написал в своей книге).

А тем временем литературный редактор почти перестал со мной здороваться: потому что я такой мерзавец, не хочу помочь инвалиду…

Мне было очень обидно. Я ей подарок сделал – записал песни (запись в студии, кстати, – дорогое удовольствие), а она в благодарность обманула меня, да еще и спекулирует на вымышленной чужой беде!..

Пошел к Сизову, директору «Мосфильма», говорю:

– На самом деле ситуация выглядит иначе. Никакого Горбоноса не знаю! Между нами – это псевдоним Пугачевой. Никакого мальчика-инвалида нет! Если нужно, могу работать на фильме, скажем, с Флярковским, с Эшпаем, с другим каким-нибудь моим коллегой-композитором, но Горбоноса не знаю и не хочу делить с ним свою музыку. Я ухожу с картины!

– Тогда нам придется закрыть картину, – говорит Сизов. – Ведь все песни уже сняты, переснимать – у нас денег нет…

– Ну, пусть Горбонос и записывает песни! – отвечаю. – Без меня.

– Но мы только что закрыли одну картину. Сейчас – вторую?.. У нас так скоро зарплату будет нечем платить!.. Вы же наш работник, войдите в положение!..