Мировая история - читать онлайн книгу. Автор: Джон Робертс, Одд Уэстад cтр.№ 217

Страница

Изменения в стиле деревенской жизни ряда стран начали проявляться перед наступлением 1500 года. Поскольку сельское хозяйство все больше превращалось в сферу деятельности предпринимателей (хотя совсем не только из-за этого), традиционное сельское общество не могло оставаться прежним. Формы обычно оставались в неизменном виде, однако результаты деятельности сельского общества все больше отличались от традиционных. Притом что феодализм все еще существовал во Франции до 1780-х годов, к тому времени он представлял собой не столько социальную действительность, сколько хозяйственный инструмент. «Сеньор» мог никогда не видеть своих смердов, мог не принадлежать к обладателям благородной крови, и от своего положения он не имел ничего, кроме денежных поступлений, которыми ограничивались его требования к собственным смердам, посвящавшим ему свой труд, время и урожай. Дальше на восток феодальные отношения в большей степени оставались реальностью бытия. Таким образом, нашел отражение союз правителей с дворянством, заключенный ради извлечения личной выгоды от участия в функционировании нового рынка зерна и делового леса, возникшего в условиях прироста численности населения Западной и Южной Европы. Они привязали своих смердов к земле, чтобы принуждать их ко все более обременительной трудовой повинности. В России фундаментом общества стало крепостничество.

В то же время в Англии и даже во Франции поставленный на коммерческие рельсы «феодализм» ушел в прошлое задолго до 1800 года, и благородным статусом не предусматривалось юридических привилегий сверх прав пэров собираться в парламенте (еще одно их юридическое отличие состояло в том, что наряду с подавляющим большинством остальных подданных короля Георга III они не пользовались правом голоса на выборах того или иного члена парламента). Английское дворянство составляло очень тонкую прослойку общества; даже после увеличения его рядов за счет шотландских пэров в палате лордов в конце XVIII века насчитывалось меньше 200 наследственных членов, правовой статус которых передавался исключительно единственному преемнику. Во Франции накануне революции могло существовать четверть миллиона дворян.

При всем этом богатство и общественное влияние английских землевладельцев представлялось огромным. Ступенью ниже сословия пэров простиралось сословие со слабо обозначенными границами под названием английские джентльмены, связанное наверху с семьями пэров и исчезающее на противоположном краю в разрядах преуспевающих фермеров и купцов. Они пользовались огромным почтением, но к «аристократии» не причислялись. Принадлежность к данному сословию ценилась очень высоко с точки зрения укрепления сплоченности общества и продвижения по службе. К статусу джентльмена можно было приблизиться за счет обогащения, профессиональных достижений или личных заслуг. По сути, все дело касалось следования кодексу приличного поведения, в котором все еще отражались аристократические понятия чести, но цивилизованного за счет очищения его от исключительности положения, изысканности и юридических подпорок. В XVII и XVIII веках понятие джентльмен превратилось в один из влиятельных культурных факторов английской истории.

Правящие иерархические системы в разных странах по сути своей отличались. Их различия можно отыскать практически по всей Европе. На приличный результат такого поиска рассчитывать не приходится. Тем не менее к 1700 году во многих странах просматривается общая тяга к общественным переменам в условиях сопротивления старых форм. В самых передовых странах Европы эти перемены вызвали к жизни новые представления о том, что составляет статус и как его следует признавать. Пусть даже не в полной мере, но все-таки наблюдается сдвиг от личных связей к рыночным отношениям как способу определения прав и ожиданий народов, а также смещение от корпоративного видения общества к индивидуалистическому. Нагляднее всего это наблюдается в Соединенных провинциях, то есть республике, появившейся в данную эпоху на территории голландских Нидерландов. Фактически ею правили купцы, в частности, выходцы из Амстердама, служившего центром Голландии, числившейся богатейшей из этих провинций. Здесь с землевладельческой знатью никогда не считались, и главная роль принадлежала торговым и городским олигархам.

Нигде в Европе социальные изменения к 1789 году не ушли настолько далеко, как в Великобритании и Соединенных провинциях. В остальных странах сомнения в традиционном статусе едва начали появляться. Персонаж широко известной французской комедии XVIII века лакей Фигаро высмеял своего господина аристократического происхождения за то, что тот ничего не сделал, чтобы заслужить свои привилегии, разве что напрягся во время родов. В то время подобное высказывание воспринималось опасным и подрывающим основы общества, но особой тревоги у властей предержащих не вызвало. Европа все еще оставалась пропитанной традиционными представлениями об аристократии (и такое положение вещей не менялось даже после 1800 года). Воззрения на степень исключительности аристократии менялись, но различие между благородным и подлым сословием осталось определяющим. Изменение выразилось в том, что меньше народа все еще непроизвольно считало данное различие заслуживающим отражения в законах.

Просто пока одни люди начали чувствовать, что описание общества с точки зрения распоряжений с юридически разными правами и обязанностями больше не отражало его действительной сути, кое-кто из них ощутил сомнения в том, что религия служит поддержанию некоей конкретной социальной иерархии. Долгое еще время существовали основания для веры в то, что

как одна жительница Ольстера выразилась в стихах в XIX веке. И речь тут идет совсем не о том, что постоянный, неизменный порядок служит выражением воли Божьей. Уже к 1800 году некоторые люди задумались над тем, что Богу милее состоятельный человек, самостоятельно прошедший свой путь в этом мире, а не просто унаследовавший место собственного отца. «Управление государством представляет собой приспособление человеческой мудрости для удовлетворения человеческих потребностей», – сказал один ирландец XVIII века, и он тоже принадлежал к лагерю консерваторов. Широкий утилитаризм становился мерилом для оценки все большим числом народа учреждений в развитых странах, в том числе социальных атрибутов.

Прежние формальные иерархические системы подвергались наибольшему прессингу, где на них налагались ограничения из-за экономических изменений в виде повышения мобильности населения, роста городов, подъема рыночной экономики, появления новых коммерческих возможностей, а также распространения грамоты и социальной осведомленности. Говоря в общем, просматривались три разные складывающиеся ситуации. В России и практически в той же самой степени в Польше или Восточной Пруссии и Венгрии аграрное общество все еще мало кто потревожил новыми разработками, а традиционный общественный уклад в конце XVIII века оставался не просто прежним, а даже не подверженным ни малейшим сомнениям. В этих континентальных странах, надежно защищенных от угроз их существующему порядку, скрытых в торговом развитии приморской Европы, традиционные правящие классы не только сохранили за собой прежнее положение, но и часто демонстрировали свою способность к фактическому наращиванию собственных привилегий.

Страница