Мировая история - читать онлайн книгу. Автор: Джон Робертс, Одд Уэстад cтр.№ 218

Во второй группе стран наблюдалось настоящее столкновение между экономическим и социальным мирами, становившимися фактами бытия, а существующий порядок требовалось менять. Когда политические обстоятельства позволяли разрешение возникшей проблемы, требовалось в этом направлении двигаться, хотя какое-то время им можно было сопротивляться. Шумным примером служит Франция, но в некоторых немецких государствах, Фландрии и в областях Италии возникали признаки напряжения того же самого сорта. Третья группа стран состояла из тех относительно открытых обществ, таких как Англия, Нидерланды и находившаяся через океан британская Северная Америка, где формальные различия общества уже значили меньше через сравнение богатства (или даже таланта), где законные права получили широкое признание, экономическая возможность предоставлялась большинству населения и наглядно просматривалась зависимость от размера заработной платы. Даже в XVI веке английское общество казалось намного более подвижным, чем общества континентальных стран, и действительно, когда граждане Северной Америки в XVIII веке созрели до принятия собственной конституции, они запретили передачу наследных титулов потомкам. В этих странах предусматривался индивидуализм, практически не ограниченный правом вразрез с существовавшими ограничениями, предусмотренными обычаями и возможностями.

В повествовании общего типа, каким представляется наш труд, легко делать вид, будто мы располагаем самой точной и однозначной информацией. Даже предложенное грубое деление европейских стран на три категории далеко не дает ясной картины происходящего. Внутри обществ, представляющихся нам якобы однородными, могут встречаться многочисленные поразительные отличия. В передовых странах уживалось все еще очень много такого, что может показаться нам странным и даже допотопным. Города Англии, Франции и Германии по большей части напоминали мелкие Барчестеры (главный город вымышленного графства Барсетшир в романах А. Троллопа [1815–1882 гг.]. – Пер.), погруженные в уютный провинциализм, которыми управляли узкие группы торговых олигархий, состоятельные цеховики или капитулы соборов. Обратите внимание на то, что Шартр, надежно укорененный в своей средневековой сельской местности с проходящими через него со времен Средневековья торговыми путями, с населением в XVIII веке все еще той же численностью, что и 500 лет назад, находился на территории той же самой страны, что и Нант или Бордо, то есть процветающие, шумные порты, числившиеся всего лишь двумя из нескольких городов, составлявших динамичный сектор французской экономики. Зрелого и совершенно определенного индивидуалистического и капиталистического общества, в полной мере ощущавшего себя таковым, не существовало ни в одной европейской стране. Страны, в которых капиталистические преобразования зашли дальше других, отличались большей скоростью их изменения относительно ситуации, существовавшей в подавляющем большинстве государств мира.

Иногда они вызывали восхищение у будущих реформаторов. Один великий скептик своего времени по имени Вольтер испытал великое удивление от того, что уже в начале XVIII века крупный купец в Англии мог пользоваться таким же уважением и почтением, как настоящий дворянин. Вольтер мог допустить грех легкого преувеличения, а также совершенно определенно навел тумана на некоторые важные нюансы, но все-таки нельзя не заметить (тем более в период истории, ознаменованный восхождением Великобритании в разряд мировой державы), что политический класс, правивший Англией XVIII века, представляло сословие помещиков (отчаянно отражавшее помещичьи ценности), однако же постоянно заботившееся об отстаивании коммерческих интересов своей страны, а также смирившееся с главенством и руководством в этом деле коллективной мудрости Лондонского Сити. Хотя народ продолжал говорить о политическом расколе между носителями интересов «финансовых воротил» и «землевладельцев» и хотя политика долгое время оставалась делом урегулирования спорных моментов и противоречивых традиций внутри помещичьего сословия, носители интересов, в других странах встречавшие сопротивление, в Англии тем не менее процветали и не чувствовали отчуждения. Объяснения такого явления могут показаться очень сложными. Некоторые из них, как, например, коммерциализация британского сельского хозяйства, отправляют нас далеко назад, в историю предыдущего столетия; другие, такие как рост предприятий для частных инвестиций в государственной и коммерческой сфере, появились гораздо позже.

Само совпадение эволюции передового общества Нидерландов и Великобритании с их экономическими и особенно коммерческими достижениями представляется явлением поразительным. Когда-то его по большому счету относили на религию этих стран; в результате внутри христианского мира в обеих странах гегемония католической церкви закончилась великой смутой. Противники клерикалов в XVIII веке и социологи в нынешние времена попытались изучить и оседлать данное совпадение; протестантство, стали говорить, обеспечило нравственную основу капитализма. Такое предположение больше не выглядит правдоподобным. Слишком уж много насчитывается капиталистов-католиков, и зачастую они добивались больших успехов. Франция и Испания в XVIII веке все еще считались важными торговыми странами, а в Испании наблюдались во многом такие же темпы роста капитализма, как в Великобритании, хотя позже испанцам суждено было отстать и увидеть спину британцев. Англия и Нидерланды обладали выходом в Атлантический океан, и выход в этот океан имели страны, в которых с XVI века наблюдался стойкий экономический рост. Однако такое объяснение все-таки выглядит далеко не полным. Протестантская Шотландия, находящаяся на севере Атлантики, долгое время оставалась отсталой, нищей и феодальной. Существовали еще многие отличия, отделявшие Средиземноморье и Восточную Европу от севера и запада, наряду с географическим положением также можно привести несколько причин разных темпов модернизации стран Европы. Прогресс английского и голландского сельского хозяйства, например, можно по большому счету объяснить относительной нехваткой плодородных земель в этих странах, а не чем-либо еще.

Социально-экономическая структура европейского востока до XIX века, по сути своей, выпала из западных процессов происходивших в Европе перемен. Историки предложили следующие объяснения хронического отставания данной части Европы: например, укороченный период занятия земледелием и не такие плодородные почвы, как те, что лежали дальше на западе, с самого начала послужили причиной скудной отдачи на посеянное зерно. Тем самым страны Восточной Европы изначально оказались в неблагоприятных экономических условиях на решающих ранних стадиях сельскохозяйственного роста. Обратите внимание еще и на рукотворные помехи. Заселение территорий там происходило в условиях постоянных нашествий агрессивных среднеазиатских кочевников, в то время как на южном направлении нависали Балканы и проходила граница с Турцией, в течение многих веков этот район служил театром военных действий из-за постоянных набегов и грабежей. В некоторых областях (например, в Венгрии) много бед принесли турки со своим гнетом, из-за которого многие районы жители вообще покинули.

В России, появившейся на месте Московии как раз в данный период истории, доля крепостных крестьян относительно остального населения значительно выросла. Власть помещика над своими крепостными значительно укрепилась за счет политики государства, направленной на ужесточение соответствующего права. Власть землевладельцев над арендаторами укреплялась и в остальных восточных европейских странах (Пруссию можно назвать одной из них). Причем дело даже не просто в монаршем потворстве аристократическим кругам, способным повернуть оружие против королевской власти, если постоянно не заниматься их умиротворением. Власть землевладельцев к тому же служила приводом экономического развития. Как обычно, то есть не в первый и не в последний раз, ход экономического прогресса сопровождался большой социальной несправедливостью; крепостничество служило механизмом обеспечения одного из ресурсов, необходимых для повышения плодородия земли. Речь идет о принудительном труде, оправдывавшем себя во многих других странах во все времена.