Рок семьи Романовых. "Мы не хотим и не можем бежать..." - читать онлайн книгу. Автор: Хелен Раппапорт cтр.№ 40

В 1917 году Тобольск с населением в 21 000 человек был торговым центром огромной губернии, занимающей полмиллиона квадратных миль – почти в восемь раз больше, чем территория Великобритании, хотя «в масштабах азиатской части России это был всего лишь блошиный укус», как выразился один из заезжавших туда путешественников³. Значительная часть этих просторов была болотистой и малонаселенной; сам город представлялся «воплощением застойного запустения, даже летом», когда жителей изводили тучи гнуса. Значительная часть товаров, которыми здесь торговали, приходили по рекам Тобол и Иртыш, но Иртыш освобождался ото льда лишь на 200 дней в году. Тобольск был построен на высоком правом берегу Иртыша на месте впадения в него реки Тобол. Над городом возвышался кремль, возведенный шведами, попавшими в плен к Петру Великому в битве под Полтавой в 1709 году.

Пока Романовы оставались на борту парохода, конюшие Николая Долгоруков и Татищев вместе с Кобылинским и представителем Временного правительства отправились проверять состояние дома, предназначенного для императорской семьи. Дом находился в центре города на его главной площади, площади Свободы. Внутренность его привела их в ужас: «грязный, вонючий дом с окнами, забитыми досками, состоящий из тринадцати комнат, с какими-то остатками мебели и с ужасающими туалетами и ванными комнатами», – написал Долгоруков в своем первом письме Бенкендорфу 27 августа⁴. На чердаке располагались пять комнат для слуг, но остальной свите – ему самому, Татищеву, Гендриковой, Боткину, Шнейдер, другим слугам, офицерам охраны и коменданту Кобылинскому – пришлось поселиться в арендованном доме напротив. Он был довольно просторен, но так же запущен внутри и совершенно лишен мебели, которую пришлось покупать в городе. Но те, кто поселился в этом съемном доме, в отличие от императорской семьи, могли передвигаться по городу более или менее свободно, так что местные монархисты могли с ними встречаться и передавать через них послания с выражениями поддержки, деньги и предметы первой необходимости.

После отъезда из Царского Села Керенский проинструктировал Кобылинского: «Не забывайте, что это бывший император. Ни он, ни его семья не должны испытывать никаких лишений». И комендант действительно делал все возможное, чтобы обеспечить Романовым определенный комфорт и свободу передвижения по примыкающему к дому большому огороженному двору; он также разрешал им время от времени выходить за его пределы, чтобы посетить церковь⁵. Охрана здесь тоже была куда более дружелюбной и вежливой, чем в Царском Селе, и из окон своих комнат на втором этаже и небольшого балкона, на котором им разрешалось сидеть, царская семья могла смотреть, как мимо проходят простые жители Тобольска, часто останавливаясь, приветственно махая и даже крестясь.

Для верных царю монархистов, собиравшихся в Тобольске и вокруг него и наблюдавших за резиденцией губернатора, период с августа по ноябрь 1917 года, бесспорно, был самым подходящим временем для того, чтобы силой освободить царственных пленников из неволи. Политически Сибирь в то время была еще относительно «тихой», и там гражданин Романов (как его теперь называли в газетах) и его семья ушли на далекую периферию общественного сознания. Кобылинский сочувствовал царской семье и не оказал бы сопротивления ее силовому похищению, охрана была слаба, а двор, где гуляли Романовы, сплоченной группе решительных монархистов было бы сравнительно легко взять штурмом. Более того, некоторые охранники из бывшей 4-й императорской стрелковой бригады сами говорили Николаю, что часы их караула – лучшее время для побега⁶.

С точки зрения логики лучшим путем выезда из страны для любой группы, рассчитывающей освободить Романовых из Тобольска, был тот, по которому Керенский надеялся вывезти их позже – из Тюмени по Транссибирской железной дороге во Владивосток на дальневосточном побережье, а оттуда на корабле в Японию и в конце концов – в США. Но такие планы выходили далеко за рамки понимания местных тобольских монархистов, которые, похоже, обсуждали только один вариант – спрятать Романовых внутри России и защищать до тех пор, пока политическая ситуация в стране не изменится.

К осени 1917 года в России не было недостатка в горячих офицерах-идеалистах из бывшей Российской Императорской армии, жаждущих снискать свою толику славы за освобождение царя и его семьи. К сожалению, большая часть из того, что написано об их заговорах по спасению Романовых, – это зыбкий и по большей части спекулятивный миф, мешанина из часто сумбурных и невнятных рассказов тех, кто будто бы участвовал в этих заговорах. Зачастую такие воспоминания записывались много лет после этих событий, уже в эмиграции. Многие из этих рассказов противоречат друг другу, и в большинстве из них люди, о которых идет речь, обозначаются только первой буквой фамилии, что просто бесит. По большей части они только сбивают с толку любых историков, которые пытаются в них разобраться. К сожалению, все эти планы были обречены на провал, поскольку самый горячий энтузиазм монархистов перевешивался соперничеством в их среде и их неспособностью держать свои замыслы при себе. Как в одной из многих состоявшихся между нами бесед выразился специалист по Первой мировой войне Фил Томаселли,

А теперь давайте вернемся к Маркову Маленькому, который в Петрограде в августе 1917 года, следуя указаниям Маркова Второго, завязывал контакты с ячейками монархистов. Он полагал, что к тому времени существовало уже около пятидесяти подобных групп – некоторые из них отсиживались в гостинице «Астория», где тайно встречались с Лили Ден, входившей прежде в ближний круг Александры. Тем временем Марков Второй проводил конспиративные встречи с другими группами монархистов в помещениях торговой компании, располагающейся на Невском проспекте. Их всех «одушевляли одни и те же чувства», отмечал Маленький Марков, однако среди них царила «невероятная неразбериха», и они явно были не способны действовать слаженно и последовательно. Главными проблемами, заметил он, были взаимная подозрительность и отсутствие организационных навыков. К тому же на том этапе у них не было важнейшей составляющей – им не хватало денег, чтобы финансировать свои планы. «Молодые офицеры с энтузиазмом смаковали тайны, пароли, условные знаки и прочие атрибуты заговора, – вспоминал он, – но понятия не имели о технической стороне подобной деятельности»⁷. Между тем Лили Ден заметила, что власти за ней следят, и решила переехать к своей матери на юг России, чтобы не привлекать к себе внимания. Маленький Марков доехал вместе с ней до Белецковки на юге Украины. Во время своего путешествия они обнаружили, что «весь юг напичкан группами монархистов»⁸. Среди здешних монархистов было много разговоров о контрреволюции, но пока не было никого, кто объединил бы эти группы в сплоченную силу.

Типичный примером «рьяного – и совершенно бессмысленного – проявления верности», как его назвал Александр Керенский, была поездка одной из ближайших подруг царской семьи, двадцатидвухлетней Маргариты Хитрово в Тобольск в августе 1917 года⁹. Действуя совершенно самостоятельно и даже не связавшись с другими сторонниками Романовых, она приехала туда с подушкой, набитой подарками, и пачкой из полутора десятков писем, адресованных императорской семье¹⁰. Отправляясь в путь, она проявила такую бездумную опрометчивость и неосторожность, что весть об этом скоро дошла до Керенского. Узнав о ее отъезде и панически боясь, что она замешана в заговоре с целью освободить Романовых, он приказал Кобылинскому арестовать и обыскать ее, как только она приедет в Тобольск.