– Не-а.
– Должно быть, клевая была вечеринка. Сколько же ты махнула?
– Даже не спрашивай. – Я обхватила руками голову, как будто боялась разбить бесценный фарфор. – Мне бы не помешал глоток твоей воды.
Он отложил тряпку и передал мне бутылку.
– Можешь все выпить.
Так я и сделала, жадно глотая, пока не осталось ни капли. Он с ухмылкой смотрел на меня, как на цирковую звезду. Я вернула ему пустую бутылку.
– Спасибо.
– Вкусная?
– Да. Как шампанское.
– Ты заблудилась? – спросил он.
– Не-а. Ну, может быть, немножко. Я ищу A40.
– А40? Это всего лишь в миле или двух отсюда. Дойдешь до кругового перекрестка и направо. А что такого особенного в этой A40?
Я приложила палец к губам и подмигнула.
– Обещаешь, что никому не скажешь?
– Обещаю.
– Я там встречаюсь со своим парнем, Дрю. Он подъедет туда и будет меня ждать. Заберет меня на своей спортивной машине и увезет. Мы сбегаем.
– Не знал, что еще так делают.
– Делают, когда молодые, а родители не одобряют.
– Звучит романтично.
– Так и есть. – Я изобразила мечтательный взгляд.
– И куда путь держите? Не иначе как в Гретна-Грин?
[16]
– Что?
– Ну, ты знаешь. Местечко, куда в прежние времена сбегали влюбленные парочки. В экипажах.
– Ах да. Нет. Мы рванем в Америку.
– В Америку?
– Ага. На самолете. Оксфорд, Хитроу – и тю-тю. – Я жестом изобразила взмывающий в небо лайнер. – В Нью-Йорк, – добавила я.
– Америка – это круто, – сказал он. – Я жил там когда-то.
– Да ладно! Где?
– Да везде. Я был роуд-менеджером.
– Роуд?
– Гастролировал со всеми топовыми группами. Кого только не было.
Он начал сыпать именами легенд рока, только я о них ничего не слышала, поскольку они были доисторическими. Но я бросила несколько вау, выражая высшую степень изумления.
– Ты уверена, что не хочешь сначала позавтракать? – предложил он. – У меня там чай заваривается, есть ветчина и хлеб.
Мои внутренности уже усохли от голода, и я мысленно перенеслась в дом номер 22 по Меркуция-роуд, встречавший меня по утрам ароматом жареных тостов. Его лодка выглядела уютной, длинной и светлой. Идеальное место для жизни, где никогда не чувствуешь себя взаперти, где есть стол и шкафы, чтобы аккуратно разместить все вещи, и запас печенья под рукой, и собака, как Розабель, только настоящая, чтобы тебя охраняла.
– Почему ее зовут Эмми-Лу? – спросила я, пытаясь выиграть время.
Он повернулся и посмотрел на имя лодки, написанное красными буквами.
– Это в честь девушки, которую я когда-то знал, – сказал он, улыбаясь.
– Ты ведь любил ее, правда?
– Почему ты так решила?
– Ты нарисовал сердечко вместо буквы «О».
Он засмеялся.
– Думаю, это все решает. Должно быть.
– Ты сбежал с ней?
– Нет. Она была в другой лиге, моя Эмми-Лу. – Он дернул седой головой в сторону двери. – Заходи, я приготовлю тосты.
Я боролась с искушением. Но увидела пробивающуюся на его подбородке седую щетину и сразу вспомнила пальцы Тони, копошащиеся в мятно-розовых облаках моего платья.
– Я бы с удовольствием. Но надо бежать, а то мой бойфренд начнет задавать вопросы.
Он кивнул.
– Ах да. Бойфренд.
– Он что-то с чем-то, мой Дрю. Если заставишь его ждать, он взбесится. В любом случае спасибо за воду. – Мой бедный желудок скулил при мысли о жареном тосте с ветчиной, но у меня золотое правило: никогда не доверять могиту в отрицании. Поэтому я попрощалась и побрела обратно по берегу к мосту.
– В любое время, куколка, – крикнул он мне вслед.
Я оглянулась. «Тролль или кукла», – эхом отозвался голос Дэнни-боя. Но парень махал рукой и улыбался достаточно дружелюбно, поэтому я тоже помахала в ответ, прошла мимо скамейки и поднялась по ступенькам. Когда-нибудь у меня будет такая же зеленая длинная лодка, подумала я. Только она будет называться не Эмми-Лу. Я назову ее Солас. И напишу это имя ярко-желтыми буквами. Красным будет только сердечко вместо буквы «О».
25. А40
Снова на дороге, снова на своих двоих, я вскоре уперлась в знак кругового перекрестка. Стрелка указывала правый поворот на автостраду А40. Я протопала самую длинную милю в своей жизни, миновала еще один круговой перекресток и наконец оказалась у цели. Вот она, дорога к свободе. Мечта становилась реальностью.
Я уселась на травянистой обочине, ближе к тому месту, где машины сбрасывали скорость, и отдышалась. Достала карту. Дорога петляла между городками, и рядом с местечком под названием Эйншем я увидела круг. «Вот где я нахожусь, – пропела я, ткнув в него пальцем. – Все правильно».
«Когда путешествуешь автостопом, Холли, надо стоять ближе к съезду на обочину, куда может заехать машина». Я услышала голос Майко, который пересказывал историю о том, как в восемнадцать лет, такой же нищий, как я, он добирался на попутках с юга Франции до паромной переправы. «Дорога, Холли, – говорил он, мечтательно глядя вдаль, – катится перед тобой, как ключ к тайне. Тебе кажется, что он у тебя в кармане, но он всегда на шаг впереди. Каждая попутка – это новое приключение. И мили остаются позади, не требуя от тебя никаких затрат». Я улыбнулась воспоминаниям и переобулась, сменив кроссовки на элегантные босоножки. Может, они довезут меня быстрее. «В наши дни трудно быть молодым. Ни тебе прокатиться на попутке, ни поиграть на улице. Самые прикольные развлечения под запретом. А все потому, что взрослые видят в каждом незнакомце убийцу с топором».
Это была его излюбленная тема. «Евангелие от Майко». Он говорил, что во времена его детства жизнь была другой, более свободной. Люди ходили, куда хотели, заселялись в пустующие дома, выживали на пособие по безработице, кричали всю ночь в микрофон и называли это музыкой, потому что это был панк. Сам он носил серьгу в виде серебряной кобры, дырок в его штанах было больше, чем материи, и волосы он покрасил в зеленый цвет – может, потому они и выпали. «Ты меня разыгрываешь, Майко, – сказала я однажды. – Ты ведь побрился наголо, скажи?» Мне почему-то отчаянно хотелось, чтобы шелковисто-гладкий скальп Майко оказался рукотворным. Он ухмыльнулся. «Конечно, Холли. Если я позволю волосам расти, стану как Рапунцель из той сказки». И хлопал глазами, как девчонка, а я его колошматила, и он смеялся. Такой он, этот Майко.