Пленницы судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Анисимов cтр.№ 74

Да, Анна часто была одинока. Муж фактически переселился к армии — в Тилбург (сейчас в чемпионате Голландии даже играет команда из Тилбурга «Виллем II») и жил там с какой-то трактирщицей. Одиночество Анны было следствием ее характера, совсем не легкого для окружающих. Сохранилось Евангелие на русском языке, принадлежавшее королеве Анне, и многие годы на его полях она делала пометки по-русски — видно, чтобы не смогли прочитать слуги. Тоска и печаль — основные чувства Анны Павловны, державшей в руках карандаш.

В 1855 году, уже после смерти мужа, при ставшем королем ее старшем сыне Виллеме III, она вдруг решила вернуться в Россию. Дело в том, что сразу после Крымской войны Виллем наградил голландским орденом не только Александра II, но и его врага — Наполеона III. Как же это можно было стерпеть русской принцессе! И она сообщила племяннику, императору Александру II, о своем намерении приехать. Получив известие об этом, Александр вошел к жене, императрице Марии Александровне, со словами: «Вот, милая моя, черепица нам сваливается на голову» — едет тетушка! Фрейлина Тютчева записала в дневнике по этому поводу: королева «имеет репутацию особы столь же неуживчивой и трудной в общежитии, сколь хорошей патриотки, и мысль иметь ее навсегда при себе, кажется, не очень улыбается их величествам».

Анна приехала в Гатчину в ноябре 1855 года и снова увидела пейзаж любимого парка, мостики, озера. Но прошли десятилетия с тех блаженных лет, когда она с братьями бегала взапуски по тенистым аллеям этого парка, — вернуть прошлое было уже невозможно. Придворные с удивлением вслушивались в речь королевы. Как писал Владимир Соллогуб, королева Анна говорила «чисто карамзинским слогом начала [XIX] столетия» и ее почти не понимали. Утомительными и старомодными для окружающих казались ее манеры. «Королева... — писала Тютчева, — говорила массу любезностей и делала бесконечные реверансы: из одного ее реверанса можно было выкроить десяток наших. Королева Анна — очень почтенная женщина, полная старых придворных традиций и преданности этикету, и еще не отправила приличия ко всем чертям, как принято в наше время. Наши молодые великие князья и княгини покатываются от смеха и делают забавные ужимки за спиной своей тетушки».

Анна побывала в Москве и, помолившись в ее соборах, уехала назад, в Голландию, давно ставшую ее домом. Она была последней дочерью Павла и Марии, еще жившей на свете, и довольно скоро поняла, что здесь, в новой России, она никому не нужна со своими старомодными привычками и карамзинским слогом.

Анна прожила еще десять лет и умерла в Гааге в 1865 году. Ее похоронили в Делфте, в усыпальнице нидерландских королей. Так была поставлена последняя точка в длинной истории пяти дочерей Павла I, выданных за границу. Но история эта, в сущности, не кончилась. Распались империи, забылись битвы, войны, но прелестный «династический десант» дочерей Павла I на Европу не пропал даром.

Не будем забывать, что кровь Анны (или, как ее зовут в Голландии, Аннаполоне) по-прежнему струится в жилах нидерландской королевской семьи. Благодаря своим дочерям Россия навсегда связала себя с европейскими династиями, с европейской культурой, с Европой. Женщины побеждают всегда! А наши — в особенности!

«Глаза ее горели как угли, но смуглые черты рано утратили свою красоту», — так описывал знаменитую Настасью Минкину писатель Сухово-Кобылин, побывавший в Грузино — «столице» владений Аракчеева. Не только он замечал ее необыкновенные глаза ведьмы: «Дама эта обращала на себя внимание своим гренадерским ростом, дебелостью и черными, огненными глазами». Так писал другой посетитель Грузина, А. Г. Гриббе.

Происхождение ее точно не известно — ведь простолюдины нечасто оставляют следы в документах: разве только в переписных сказках или если совершили какое-нибудь преступление. Минкину в разных источниках называют дочерью или женой кучера, женой матроса, мелочного торговца. Возможно, что она была дворовой девушкой, которую Аракчеев купил около 1800-х годов по газетному объявлению. Вот, может быть, по такому: «Продается шеснадцатилетняя девка весьма доброго поведения, весьма здоровая, умеющая мыть белье и гладить, также и стряпать. И немного поезженная, немецкой крепкой работы, на новых колесах двухместная карета. Все сие видеть и о цене договориться можно против Каменного театра во втором от угла небеленом доме». Как бы то ни было, эта женщина очаровала Аракчеева, подчинила его себе, несмотря на всю силу, грубость этого человека, его страшное могущество над миллионами людей... Грузинские крестьяне были убеждены, что Настасья — цыганка и волшебством приворожила их господина... Порой кажется, что они недалеки от истины.

Сам граф Алексей Аракчеев был, как теперь говорят, знаковой фигурой царствования императора Александра I. Поднявшись наверх из бедного провинциального дворянства, он долгие годы был первейшим человеком империи. Родился Аракчеев в 1769 году под Бежецком Новгородской губернии. Поэтому любил называть себя «новгородским русским дворянином». Семья была бедна, отец служил в Преображенском полку, вышел в отставку в 1762 году, вернулся домой и женился на бедной девице. Мамаша Аракчеева (в отличие от отца) была женщиной с характером, добиваясь приличия в доме, аккуратности, чистоты и опрятности. Алеша пошел характером в мать и был ее любимцем. Сам потом говаривал, что учен на медные деньги — «все его воспитание обошлось в пятьдесят рублей ассигнациями, выплаченных медными пятаками» дьячку сельской церкви. Потом он попал в Кадетский корпус. Там была хорошая программа занятий, иностранные языки, но Аракчеев не блистал образованностью и вообще способностями. Зато выделялся он прилежанием, исполнительностью, целеустремленностью. «Товарищи ненавидели его за мрачный и уединенный характер, и не было дня, чтобы они его не били. Но старшие любили его и ставили в образец другим...» — писал биограф Аракчеева Маевский. Начальство оценило усердие Аракчеева и вскоре произвело в капралы, затем в сержанты. Окончив курс, он получил чин поручика, потом попал в гатчинское войско цесаревича Павла Петровича. С этого началось, как он писал сам, «тридцатилетнее счастие». После воцарения Павла Аракчеев, как все гатчинцы, получил награду — две тысячи душ, был произведен в генерал-майоры, стал комендантом Санкт-Петербурга, генерал-квартирмейстером армии и командиром Преображенского полка. И тут же проявил себя страшным жестоким солдафоном, что после либеральной эпохи Екатерины II особенно бросалось в глаза: «На просторе разъяренный бульдог, как бы сорвавшись с цепи, пустился рвать и терзать все ему подчиненное...» (Вигель. Записки). При Александре I карьера его стремительно развивалась: он стал военным министром, и, как писал современник, «на сем поприще он оказал необыкновенную и непомерную строгость, сделавшую его ужасом армии...». Всех, кто лично знал Аракчеева, поражала редкая даже для того времени жестокость и ограниченность. Секрет успехов Аракчеева был в особой преданности государю, который нуждался в нем, считал его единственным человеком, который действительно ему без лести предан (это девиз герба Аракчеева, переделанный людьми в иное: «Бес, лести предан) в мире измен и интриг, которые окружали Александра. Да, он не был умен и красив, но он был верен и тверд в этой верности, любил государя больше, чем кто-либо. Он не воровал, говорил правд)', не умничал, никогда не учил Александра. Императору было важно видеть искреннюю любовь подданного, верного раба, который в письмах писал не «Ваше Величество», а «Батюшка».