Сегодня День рождения мира - читать онлайн книгу. Автор: Кристиан Флаке Лоренц cтр.№ 23

Но самым важным в этом деле было то, какие напитки и в каком количестве потреблять. Литр пшеничного пива на завтрак – это хорошо, потому что оно питательное. Но в нем слишком мало алкоголя, и много его незадолго до концерта не выпьешь: иначе на сцене придется мочиться в штаны. От шнапса я быстро пьянел и хотел пить. Кофейный ликер мне нравился, но все-таки он слишком сладкий и липкий. А кого хоть раз от него рвало, хорошо знает, что его нельзя пить в больших количествах. Вариант шампанского был неплох. Но оно не очень нравится мне на вкус. Кроме того, пузырьки воздуха действуют на нервы, да и алкоголя в нем маловато, как и в пиве. Однажды я попробовал перейти на красное вино и стал экспериментировать с разными его сортами. Оказалось, что между ними существуют большие различия! А раньше я думал, что вино – это просто вино…

Однажды на одной вечеринке во время гастролей в Португалии наше с Тиллем внимание привлек очень распространенный в этой стране алкогольный напиток – портвейн. Меня приятно удивил его мягкий и умеренно-сладкий вкус. Я выпил большой бокал и почувствовал себя в отличной форме. Тилль последовал моему примеру и получил такой же результат. Он тогда тоже искал альтернативу спортивным занятиям, как и я. Мы решили, что отыскали идеальный напиток и с тех пор всегда перед концертом покупали бутылку портвейна. Когда мой язык начинал заплетаться, я называл портвейн «спортвейном», и Тилля это невероятно сильно смешило. Меня тоже. Мы рисовали букву «С» с завитками перед надписью «Портвейн» на бутылке и объявляли друзьям, что теперь занимаемся спортом. А затем снова делали по большому глотку. Это стало обычным делом. Возлияния у нас стали называться тренировками. Мы спрашивали друг у друга: «Ну что, займемся спортом?» – и открывали очередную бутылку. Непосредственно перед выступлением я с самым серьезным видом садился на диван и сосредоточенно пил из большого стакана мелкими глотками портвейн. Потом в какой-то момент подскакивал и начинал бешено дергаться, как временами делаю на концерте. Это была своего рода физическая разминка перед выступлением. Мне становилось плохо с сердцем, а иногда я травмировался: получал растяжения или ушибы. Но это было раньше, потому что сейчас я делаю упражнения аккуратно. А главное, без предварительного употребления портвейна!

К нам забегает Том. «Meet & greet!» – кричит он, мы подпрыгиваем и бежим в коридор. Здесь стоит наш тур-менеджер Хайке и каждому из нас вкладывает в руку маркер Edding. Мы должны направиться в большой зал, где нас ждут гости. Это победители радиовикторин и телеконкурсов, награжденные билетами на концерт нашей группы. Все они, около тридцати человек, фанаты Rammstein и смотрят на нас в радостном ожидании. Мы входим в зал всем составом группы и разделяемся. Я с приятной улыбкой поворачиваюсь к ближайшей молодой женщине. Она разводит руками, чтобы обнять меня. Но вдруг вздрагивает, застывает и подается назад. Ее поражает вонь, которая исходит от моей одежды. Я-то привык, но другие испытывают настоящий шок. Поклонница, отстраняясь, все-таки протягивает мне обложку диска для автографа, ее улыбка выглядит страдальчески. Я спрашиваю, как ее зовут, пишу краткое пожелание и расписываюсь. Сейчас это делают все члены группы. Кристоф подзывает меня и указывает на мужчину, который стягивает с себя рубашку и обнажает торс. «Просит всех нас оставить автограф на спине!» – шепчет Шнайдер. Я знаю, зачем это нужно мужчине. Потом по контурам наших подписей он сделает на спине татуировку. Это нормально. Раньше меня изумляли татуировки на телах фанатов с подписями членов нашей группы. Теперь для меня такое воспринимается как норма. Первое тату Rammstein на тыльной стороне ладони какого-то парня я увидел в Вене. Я считаю, что иметь наши автографы на каких-то предметах разумнее, чем на теле. И мы всегда с удовольствием дарим их владельцам наши подписи. На чем только мы не писали наши имена! На футболках, брюках, кепках, платках, сумках, кедах. На телефонах, гитарах, детских колясках, костылях. На газетах, плакатах, билетах, банкнотах, фотографиях, паспортах. Даже на флагах! И это еще не все, что я помню! А голая спина… Ладно, это просто! Ради розыгрыша я могу написать вместо своего имени что-то другое, ведь хозяин спины не сможет увидеть этого. Может быть, я напишу Falke (Сокол, нем.), а не свое имя Flake. Порой мне приходит такое в голову, когда приходится давать много автографов. Но это не смешно. Ведь я могу написать на спине даже Хелены Фишер! ^[63]

В ответ я указываю Кристофу на одну девушку и говорю: «Она сказала, что знает тебя по Штутгарту!» Это неправда, я шучу. И с удовольствием наблюдаю, как он напрягает память, вспоминая «знакомую», которую никогда не видел. Какой-то парень вкладывает мне в руку свой мобильный телефон. Я думаю, что это подарок и собираюсь засунуть его в карман. Но парень останавливает меня и просит поговорить с его приятелем: «Он на связи, ответьте!» Я подношу телефон к уху: «Алло!» Связь здесь работает плохо, сквозь хрипы в динамике я слышу: «Вольфанг! Алло!» Парень выхватывает у меня телефон и кричит в него: «Ты слышал?! Это был настоящий Rammstein!»

Сумасшедший дом!

Многие фанаты просят нас сфотографироваться с ними. Тут уж мы бегаем от одного к другому, чтобы дать им возможность «отселфиться» с каждым из нас по отдельности, с двумя или тремя музыкантами, вместе с нами и другом или подругой. Том властным призывом прекращает эту неразбериху и выстраивает всех вместе для группового фото. Хайке собирает у фанатов мобильные телефоны и делает с каждого из них снимок. Все остаются довольны. Мы прощаемся с поклонниками и расходимся по костюмерным. Через пять минут все начнется.

В последний раз перед концертом я хочу сходить в туалет, но Том останавливает меня и делает замечание: я не поставил автографы на фотографии и плакаты, развешанные в коридоре. Я хватаю карандаш, который с помощью клейкой резины закреплен на стене, и делаю подписи, где надо. Это своего рода благодарность администрации и всем работникам концертного зала.

Я спешу в костюмерную, чтобы надеть на себя «ошейник». Это требует пояснения.

Рок-группы в том виде, в каком мы знаем их сейчас, существуют с пятидесятых годов. Они стояли на сцене, в зале звучали гитары, клавишные и ударник. Однако, поскольку гитары было плохо слышно в задних рядах, изобрели электрогитары с усилителями. Появилось и электрическое пианино со звукоснимателями на струнах. К ним тоже были подключены усилители. Вокалист использовал микрофон. Это просто: воткнул его в усилитель, а оттуда сигнал пошел на две колонки, стоящие слева и справа на сцене… У групп, которые играли в огромных залах, возникла необходимость усилить звучание инструментов. Тогда уже не хватало двух-трех обычных колонок и усилителей. Они нуждались в специальных, мощных и разветвленных, акустических системах, передающих широкий спектр частот. Поскольку требовалось регулировать баланс громкости между отдельными инструментами, появился микшерный пульт. На него шли сигналы от каждого инструмента, оттуда – на выходной каскад, так называется основной усилитель с кроссовером. Из него музыка подается в акустическую систему группы. Чем больше колонок и усилителей соединено, тем громче может звучать музыка, причем без искажения звука. Все музыканты могут слышать себя очень хорошо благодаря собственному усилителю. За исключением вокалиста, который стоит за колонками, из которых исходит его голос. Он слышит его отраженным от задней стены зала, а значит, с задержкой. И не может петь в ритм. Поэтому изобрели монитор. И второй выход микшерного пульта теперь дополнительно усиливается. К нему подключены две колонки слева и справа, которые направлены на музыкантов. На английском языке это обозначается как Side Field Monitoring.