Сегодня День рождения мира - читать онлайн книгу. Автор: Кристиан Флаке Лоренц cтр.№ 38

На второй концерт нам пришлось ехать в арендованном фургоне прямо в костюмах. Мы снова пребывали на сцене в течение четырех часов. Использовать открытый огонь на сцене нам запретили, причем очень жестко. Тогда мы прибегли к спецэффекту из нашего старого шоу, сопровождавшего песню Feuerräder («Огненные колеса», нем.). Я скакал верхом на Тилле и лупил его горящей неоновой трубкой вместо дубины. Эта идея пришла мне в голову в деревенском клубе в Тюрингии, где в коридоре стоял целый ящик с неоновыми трубками. В конце песни я всегда разбивал мою «дубинку» о Тилля. Это работало замечательно! Должно было сработать и в Нью-Йорке!

Все шло четко по плану. Я покатался на Тилле и эффектно «избил» его. Он пополз на четвереньках вдоль рядов восторженных зрителей и, как бы ничего не соображая, снова вернулся на сцену. Встал передо мной, тупо ожидая удара. Теперь мне следовало разбить о него трубку. Я со всей силы замолотил неоновой трубкой по его груди, но она все не разбивалась. В Америке неоновые трубки оказались намного тверже! Я пробовал снова и снова. Тилль строил мне устрашающие рожи, потому что песня уже подходила к концу. Тогда я собрал все силы и ударил еще раз. Трубка наконец-то сломалась, при этом один осколок впился Тиллю в плечо, другой выстрелил в руку Шнайдеру. А острый конец трубки распорол Тиллю грудь до самых ребер. Другой конец раздробился в моих руках, осколок застрял глубоко в ладони. К счастью, это была последняя песня в нашей программе. Мы с Тиллем пошли в душ для персонала. Мой друг истекал кровью, как резаная свинья. Немедленно примчалась врачиха, чтобы оказать первую помощь. Но, когда она задала Тиллю вопрос, что может сделать для него, он дружелюбно ответил: «Оральный секс!» Она возмущенно оттолкнула нашего солиста и удалилась прочь. Странно, но когда мы с ним, истекая кровью, расхристанные, стояли на улице, никто из прохожих не обращал на нас ни малейшего внимания. Потрясающий город! Таким сумасшедшим я и представлял себе Нью-Йорк.

Во время исполнения Du hast («Ты имеешь», нем.) я могу замедлить движение беговой дорожки. Эта песня чем-то похожа на нашу Satisfaction («Удовлетворение», англ.). Она не является хитом в общепринятом понимании, ее не услышишь по радио или в телевизионных шоу.

Когда появилась Du hast, нас знала только небольшая группа посвященных. И эта песня очень нравилась большинству из них. Ее основу создал Рихард. Когда он проиграл нам главную тему, в моей голове зазвучал другой музыкальный такт риффа в прелюдии, и я был уверен: вся песня должна исполняться соответственно этому такту. Но тогда сбивался уже созданный припев, он начинал звучать слишком рано. Дело было поправимым, но группа воспротивилась тому, чтобы играть песню так, как я ее слышу. Через некоторое время мне стала понятна намеренная ритмическая навязчивость Du hast, и я стал получать удовольствие от присущих ей неоднократных повторений темы. Я бы не осмелился никогда прийти к такой идее. В этом великая сила Рихарда – он ломает стереотипы группы. Наверно, он больше всех из нас занят музыкой. Он уделяет ей даже свободное время. В его комнате находится здоровенная полка с компакт-дисками. Когда раньше в одном музыкальном магазине мы часами раздавали автографы, то имели право прихватить с собой оттуда несколько компакт-дисков. Я был непритязателен в выборе, а вот Рихард совершенно точно знал, чем он хочет пополнить свою фонотеку.

После второго куплета в Du hast – мое самое любимое место. Здесь свободный такт, и можно передохнуть. Потом наступает «часть С». В ее начале мы становимся очень тихими и побуждаем публику подпевать. Текст абсолютно прост: «Du, Du hast, Du hast mich, Du hast mich» («Ты, ты имеешь, ты имеешь меня, ты имеешь меня», нем.). Я теперь не знаю, как это толковать. То ли речь идет о физическом обладании, то ли о чем-то обнадеживающем вроде «У тебя есть я», то ли о ненависти. Но, похоже, публике это не важно. Большинство из зрителей вообще не думают, о чем эта песня.

Потом Тилль начинает стрелять специальными ракетами со страховкой. Они никогда не улетят в зал, потому что к ним приделаны шнуры, концы которых стрелок держит в руке. Большинство пиротехнических эффектов требуют соблюдения правил техники безопасности и поэтому не производят на зрителей должного впечатления. Когда-то мы обстреливали ракетами всё вокруг сцены, но организаторы концертов в конце концов запретили нам это делать. А вот ракеты на шнурах им понравились. Мне они нравятся тоже: эти штуки так классно свистят, когда пролетают над нашими головами! Чаще всего ракеты рвутся около микшерного пульта и оглушают нас. После этого по сцене на группу со всех сторон наползает огонь. Мы прямо-таки наслаждаемся видом пламени. В такие моменты про возможные ожоги забываешь, и болевая чувствительность здорово снижается. Я смотрю на остальных участников группы и вижу на лицах ребят безумные ухмылки. Должно быть, и я выгляжу сумасшедшим…

Мне не нужно следить за тем, как я играю. Руки все делают автоматически. Перед туром всем нам достаточно исполнить эту песню на репетиции только один раз, и мы готовы. Меня можно ночью разбудить, и я выдам ее на клавишных незамедлительно, не задумываясь. К сожалению, после тура я обычно довольно быстро забываю большинство песен. Даже не помню, в какой тональности они играются. Поэтому, когда узнаю, что мы должны для очередных гастролей вспомнить несколько старых песен, ищу их концертные версии на YouPorn… Ой, я имею в виду YouTube!.. К сожалению, фанатские записи наших песен в Интернете не годятся, хотя их и много. Микрофоны в мобильных телефонах сильно искажают звук. Хотя мне кажется, что мы играем наши песни вживую тоже не всегда аккуратно. По крайней мере, так бывает. Особенно со мной. Здесь надо брать себя в руки и играть как можно чище. Если же нет, как говорится, тут и свинья уйдет и не будет слушать, что я выдаю…

Лучшие записи песен Rammstein я нахожу, как ни странно, в кавер-версиях таких групп, как Feuerengel, Völkerball, Weißglut, Stahlzeit ^[99]. Я мог бы слушать наши компакт-диски, но, как правило, их у меня не оказывается: вечно теряются или дарятся фанатам.

Теперь мне становится намного легче, потому что после припева я выключаю беговую дорожку. Как это замечательно: просто стоять и играть на клавишных! Меня даже не смущает, что Тилль со свирепой гримасой на лице показывает мне кулак. Я понимаю: мой блаженный вид для выступления не годится: мы – группа брутальная! Мне с трудом удается натянуть на лицо мрачную маску, но она тут же сползает. Это утомительно: постоянно сдерживать перед зрителями свои эмоции…

С другой стороны, я должен отучать себя ориентироваться на реакции зала. Вкусы людей различны и с моими чаще всего не совпадают. Кроме того, они сами должны думать и решать, что хорошо, а что нет. Они хотят просто посмотреть хороший рок-концерт и не должны учитывать мое мнение. Ведь они могли вообще не прийти на концерт нашей группы. Они могут быть просто фанатами другой группы и считать, что в нашей игре им чего-то не хватает. Многие группы, которые изначально не настраивались на удовлетворение вкусов публики, а играли свое, успешны. А одобрение фанатов других групп… Это как с детьми, которые никогда не родятся. Барак Обама и Ангела Меркель теоретически могли встретиться, у них мог бы родиться общий ребенок. Но это невероятно, и этого никогда не случится, и этого ребенка нет. Да… А вот я появился на свет в результате счастливого стечения обстоятельств. Какая удача, что мои родители встретились!.. Это было не так просто, поскольку мама жила в Польше, а отец – в Тюрингии ^[100]. Потом они встретились в Берлине. В шестидесятые годы там было весело. Когда родители рассказывают о вечеринках и своих сумасшедших друзьях, это звучит так, будто бы дело происходило не в ГДР, не на сером востоке Германии. Мне даже иногда становится завидно: кажется, что я много чего пропустил. Потом у них родился ребенок, но это был еще не я, а мой брат. Я часто задавался вопросом, почему я не родился первым, а лишь три года спустя. И почему я не мой брат, а он не я? Я хотел бы знать, почему так не похож на своего брата. И что было бы, если бы у моих родителей родился еще один ребенок, наш с братом младший брат… На самом деле, мне очень жалко детей, которые не родились. Но думаю, что большего сострадания достойны те, которые уже появились на свет и кому в жизни плохо. Мы с группой иногда пишем музыку, от которой страдающим детям стало бы немного легче. Я не могу активно заниматься тем, чтобы оказывать им помощь. Но, по крайней мере, думаю об этом. И это, как известно, первый шаг к действию. Когда я вижу людей, что работают непосредственно с больными детьми на общественных началах, замечаю: они выглядят абсолютно счастливыми. Они более счастливы, чем все мы…