Сегодня День рождения мира - читать онлайн книгу. Автор: Кристиан Флаке Лоренц cтр.№ 43

Формально концерт окончен, поэтому мы удаляемся со сцены. Я долгое время считал: если группа уходит за кулисы, то ее выступление завершено. А возвращается она только потому, что восторженная публика вызывает ее на бис. И тогда музыканты уже позволяют себе играть то, что им нравится, а не по заранее утвержденному плану. Но это не так. Выходы на бис тоже входят в программу концерта и планируются. В очень редких случаях бывает так, что он заканчивается после первого ухода музыкантов. Это случается тогда, когда они ссорятся или же опаздывают на другое выступление. В противном случае группа возвращается к зрителям снова и снова. А исполняет в основном только самые известные свои хиты. Мне кажется это смешным. Получается, что без вызова на бис публика не услышала бы песен, которые лучше всего принимает!

В Feeling В в большинстве случаев мы не выходили на бис, так как завершали концерт, что называется, на высокой ноте, ударно. А на первых выступлениях Rammstein у нас просто не хватало песен. Когда зрители хотели слышать нас еще, мы по несколько раз заново исполняли песни, которые уже играли. Иногда одну и ту же три раза. Порой публика не кричала бис, и это всегда становилось для нас сюрпризом. Тогда обычно после концерта мы собирались вместе и совещались: пытались понять, почему так произошло.

На сегодня запланированы три песни на бис. Они уже записаны в так называемом Setliste (установочный список— сетлист, нем.) в строго определенной последовательности. Иногда бывает, что на концерте вдруг забываешь, какая песня следующая. Поэтому на сцене мы всегда держим Setliste под боком.

В первой песне на бис я буду играть на фортепиано. Рабочие должны установить его на сцену, поэтому у меня есть немного времени перевести дух. Публика видит, что инструмент вкатывают на подмостки, а значит, выступление продолжится. Но люди продолжают кричать, вызывать нас. Или они ничего не видят от экстаза, или им доставляет удовольствие выражать сильные эмоции громкими криками. В любом случае – вечер удался!

Рабочий сцены идет ко мне с сигаретой. Он зажег ее для меня. Я нахожу это очень милым и, хотя не хочу курить, благодарю и затягиваюсь. Знаю, что в противном случае он будет обескуражен. Все это хорошо, но за сценой запрещают курить! Я прячусь, сажусь на корточки под лестницей. Сигарета на вкус еще хуже, чем днем. Я чувствую, что мне нужен свежий воздух, но за кулисами его не найти. Рабочий, отходя от меня, оборачивается и торжествующе поднимает в воздух семь пальцев. Это означает, что мы сыграли в туре уже седьмой концерт. Я дружелюбно машу ему рукой. И снова радуюсь, что сегодня ничего не сорвалось.

В прошлом гастрольном туре я плыл по залу в надувной лодке. Напрашивается вопрос: как такое возможно без воды? Как бы дико это ни звучало, я плыл в лодке по людям. Вернее сказать, меня везли… А начиналось все таким образом. На одном из первых концертов того тура Том с техниками решили преподнести группе безобидный сюрприз. Пока мы играли песню Seemann, Том вытащил на сцену небольшую надувную лодку. Техники поставили ее на так называемую «собаку» – доску с четырьмя колесами для перевозки тяжелых колонок. Наш ассистент влез в лодку и «поплыл» по сцене, отталкиваясь от пола веслами, за спиной поющего Тилля! Тот сначала ничего не заметил, а когда увидел, что творит Том, вытряхнул его из лодки и бросил ее в публику. И она поплыла по залу на вытянутых руках людей. Вот тогда мы и задумались: а что будет, если укомплектовать лодку экипажем? Я оказался единственным, кого можно было в нее посадить. Во-первых, в этом месте песни мне не нужно было играть. А во-вторых, я легкий. По крайней мере, был таким тогда.

На следующем концерте я «поплыл» в лодке по залу. Люди удерживали меня без проблем, но мы не учли, что все они смотрят вперед, чтобы видеть, что происходит на сцене, а меня проталкивали все дальше назад. В какой-то момент зрительские ряды на моем пути закончились, и я рухнул в широкий проход между партером и амфитеатром. Мне ничего не оставалось, как, держась за ушибленную голову и хромая, возвращаться на сцену. Зрители тянули ко мне руки и на моем довольно долгом пути лишили меня самых разных частей гардероба. В другой раз группа подсадила ко мне в лодку девушку в бикини. Люди не смогли нас удержать, и я упал спиной на стойку ограждения, а потом долго и, наверное, смешно дергался на полу от боли. Меня доставили в больницу, травма оказалась тяжелой, а лечение – длительным. К счастью, я вышел из строя на последнем концерте того тура…

На следующих гастролях мы уже не играли Seemann, но «плавание» в лодке стали устраивать в другой песне, потому что не хотели отказываться от такого забавного трюка. К сожалению, эта песня исполнялась намного быстрее и агрессивнее, так что меня болтало на руках у зрителей, как в море во время шторма. Иногда воодушевление публики было так велико, что меня поднимали очень-очень высоко, а затем я, как с горки, со свистом летел вниз. Лодка падала мне на голову. На следующий день я снова сидел у врача, в то время как группа развлекалась на пляже.

К моей огромной радости, в нашей программе больше нет лодки.

Я встаю, давлю окурок и перехожу к другой стороне сцены. Там собралась вся группа. Ребята стоят кружком, каждый что-то пьет. Я чувствую запах имбирного чая. Беспорядочная возбужденная беседа только что отыгравших музыкантов в самом разгаре. К сожалению, я плохо слышу, потому что в ушах беруши. Мне не хочется их вынимать, потому что они очень хорошо там сидят. Так что я улыбаюсь, как дебил, и доброжелательно киваю в ответ на все, что мне говорят. Обычно я делаю так на протяжении всего дня. Ведь и без берушей в ушах услышать удается немного: дело заключается в том, что мой слух на сцене здорово пострадал… Николай дает мне знак фонарем, я перехожу на нужное место и готовлюсь к выходу на сцену. Планируется, что прожектор будет освещать мне путь, пока я иду к фортепиано. Публика будет видеть меня, но, главное, я буду видеть, куда иду. Но светотехник, как обычно, не замечает, что я уже вышел из-за кулис, и сцена передо мной все еще темная. Он ловит меня лучом прожектора, когда я добираюсь до фортепиано. Ладно… Я начинаю играть.

Песня называется Mein Herz brennt («Мое сердце горит», нем.). Сегодня мы играем не сценический оригинал песни, а вариант, который придумали для видео. Так называемую фортепианную версию. Здесь звучит только голос Тилля и мой аккомпанемент. Из фортепиано мы извлекли все струны, потому что они не нужны, лишняя тяжесть при переездах. И установили другую клавиатуру, звук от которой приходит в сэмплер.

Mein Herz brennt – единственная настоящая фортепианная партия, которую я играю на сцене. Это трудно. А мне уже почти пятьдесят. Но я обнаружил одну простую вещь: если мне удается спокойно и глубоко дышать, не задумываясь о технике исполнения, то все получается абсолютно чисто.

Тилль берет высокие ноты. Это звучит замечательно. В Mein Herz brennt его вокальный талант раскрывается в полную силу. Мне кажется, что публика рада отдохнуть от громкой музыки и взрывов петард. Люди подпевают, их охватывает торжественный восторг.

Это напоминает мне, как в юности мы с друзьями ночами смотрели Rockpalast ^[113] и по коже бежали мурашки, когда я видел, как весь стадион подпевает исполнению какой-нибудь лирической баллады. Я пришел к выводу, что самыми выдающимися хитами становятся всегда именно медленные песни. Они исполняются на струнных или фортепиано… В хит-парадах всегда побеждала лирика. Даже We are the Champions («Мы – чемпионы», англ.) группы Queen ^[114] – довольно медленная.