Дневник. 1873–1882. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Милютин cтр.№ 92

6 декабря. Суббота. Сегодня во время моего доклада государь спросил меня, не читал ли я статью в «Московских ведомостях» о том, что будто бы предполагается Военное министерство разделить на две части, подобно прежде существовавшему разделению на собственно министерство и Главный штаб его величества. Я не читал статьи «Московских ведомостей», но слышал уже о появлении этой утки в других газетах. С какой точки зрения взглянул на эту странную выдумку сам государь, я не мог подметить.

После доклада ездил в Аничков дворец поздравить наследника и цесаревну с именинами старшего их сына. Позже был у меня князь Гика, только что возвратившийся к своему посту представителя Румынии при нашем дворе.

Вчера заезжал опять ко мне Бютцов и сообщил о новых разговорах с Цзеном. Давно пора бы прекратить эти разговоры; но Бютцов только теперь принимается за редактирование окончательных условий, которые должны быть предложены китайскому правительству взамен Ливадийского договора. Мы условились, в каком смысле изложить статью, относящуюся к изменениям пограничной черты.

8 декабря. Понедельник. После заседания Государственного совета великий князь Константин Николаевич пригласил меня в свой кабинет, чтобы объясниться по делу, о котором уже говорил мне, по его поручению, статс-секретарь Перетц. Великий князь уверял меня в том, что он в своем предложении отнюдь не имел намерения что-либо предпринять вопреки моим желаниям, что не решился бы и поднять вопроса, если б не предполагал, что мысль его согласуется с моими мнениями. Я в свою очередь сказал великому князю, что в суждениях своих о делах служебных никогда не руководствуюсь какими-либо личными своими удобствами или желаниями, и повторил те же возражения, которые высказывал уже Перетцу против предположения о восстановлении департамента военных дел. Само собою разумеется, что при этом объяснении (в присутствии Перетца) не было даже произнесено имя великого князя Николая Николаевича.

После заседания Государственного совета заехал я навестить больного А. А. Баранцова, которого нашел в менее тяжелом положении, чем ожидал.

9 декабря. Вторник. После моего доклада у государя продолжительный доклад Гирса. Главным предметом обсуждения были последние разговоры Сабурова с Бисмарком, перед самым отъездом нашего посла из Берлина. Привезенное им самим донесение об этих разговорах не совсем удовлетворяет ожидания государя.

Из дворца ездил я в Академию Генерального штаба, где послушал чтение одного из офицеров выпускного класса. Затем присутствовал в Комитете министров и Кавказском комитете. Перед обедом были у меня Сабуров и Бютцов. Первый выразил желание, чтобы мы с ним и Гирсом предварительно сошлись для серьезного обсуждения последних предложений Бисмарка, прежде доклада о них государю. Бютцов прочел мне проектированные им статьи нового договора с Китаем. Условия эти до того смягчены против Ливадийского договора, что, кажется, со стороны Цзена не может уже быть никаких возражений: мы уступаем ему по всем пунктам. Решено даже отказаться от предложенной им самим прибавки 2½ миллионов рублей к сумме, выговоренной в Ливадийском договоре в вознаграждение наших издержек по занятию Кульджи. Сегодня испрошено Гирсом у государя соизволение на эту великодушную с нашей стороны уступку.

16 декабря. Вторник. В течение недели несколько раз приезжал ко мне посол Сабуров, чтобы снова толковать о редакции предполагаемого соглашения между тремя империями. Мы придумали многие значительные исправления и дополнения к статьям, формулированным князем Бисмарком. Некоторые полезные указания были даны и послом нашим в Вене Убри.

Были также новые совещания по редакции окончательных условий с китайским уполномоченным. Гирс на днях объявил мне с радостью, что Цзен сам предложил прибавку к прежней сумме вознаграждения за оккупацию Илийской долины: вместо 2½ миллионов рублей металлических он уже предлагает 4 миллиона, что с прежними 5 миллионами составит 9. От такой прибавки Гирс полагает не отказываться.

Сегодня после моего доклада назначено было у государя совещание с Гирсом и обоими послами – Сабуровым и Убри – по предполагаемому секретному соглашению между тремя императорами. Окончательно выработанный общими силами проект одобрен государем, и на этот раз наследник цесаревич отозвался также сочувственно. Если князь Бисмарк даст свое согласие на эти условия без изменений, то, кажется, мы можем быть довольны.

Также и по китайским делам, по-видимому, достигнут удовлетворительный исход. Цзен остался весьма доволен предъявленными ему условиями и объявил, что мог бы подписать их без предварительною сообщения в Пекин, но из осторожности все-таки спросит разрешения по телеграфу.

В последние дни я страдал нервной болью во всей правой стороне тела, так что, кроме выезда во дворец в дни докладов, избегал всякого движения.

31 декабря. Среда. Вот и последний день года, оставляющего во многих отношениях тяжелые воспоминания. Последние две недели я не заглядывал в свой дневник; нечего было отмечать в нем. Политика в застое. Вся Европа только и думает о внутренних своих делах, страшно боясь расшевелить опять нескончаемый восточный вопрос. Оба наши посла – Сабуров и Убри – возвратились на свои посты с новою программой для восстановления тройственного союза императоров. Выйдет ли из этого что-нибудь прочное и действительное – трудно предсказывать: дело в том, что у всех трех правительств залегло глубоко в сердце и убеждениях взаимное недоверие. Этим объясняется тот странный факт, что среди общего желания сохранить мир одновременно с самыми дружескими переговорами о союзе принимаются в пограничных областях всех трех империй (особенно же в Германии) деятельные и дорогостоящие военные меры.

В продолжение этих двух недель я выезжал из дому только к докладам во дворец и никуда больше, по причине боли в ноге. Однако же сегодня должен был сделать исключение и присутствовал в экстренном общем собрании Государственного совета по случаю утверждения финансовой росписи на будущий 1881 год. Несмотря на все усилия сократить расходы, оказалось невозможным свести баланс; официально заявлен дефицит в 50 миллионов рублей. По этому поводу сегодня в Государственном совете произнесены были длинные речи: сначала Головниным, который поставил себе специальной обязанностью каждый год высказываться по делу смет; потом министром финансов Абазой и, наконец, государственным контролером.

Во всех речах звучала главная нота – финансы наши расстраиваются только благодаря Военному министерству; единственный способ поправить их – сократить армию и военные требования. Повторение этого мотива вызвало и меня на сцену; я должен был сказать несколько слов, чтобы объяснить почтенному собранию, что размеры наших военных сил зависят не от нашей доброй воли, а от политического положения Европы; что плохую услугу Отечеству окажет тот, кто предложит ослабить наши вооруженные силы ввиду всё продолжающегося возрастания сил и средств соседних с нами держав.

Само собой разумеется, что весь этот обмен речей имел характер ^[95] рассуждений академических; никто серьезно не верил возможности с нашей стороны подать пример разоружения, проповедуемого принцем Петром Георгиевичем Ольденбургским.