Рисунки на песке - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Козаков cтр.№ 131

Менялись времена, критерии, вкусы. Появились иные кумиры в театре, да и в кино. Закономерно. Так было, так есть и так будет. «А что будет? — любил А. С. Пушкин повторять поговорку какого-то игумена, — а то, что нас не будет».

Вот и Кеши не стало. И того, что ходил в лыжном костюме, Смоктуновича, и Смоктуновского — лауреата всех премий, знаменитого Гамлета, кумира зрителей всех поколений, видевших его Мышкина и царя Федора, с жадностью ожидавших его новых работ. Незаконченными остались его работы над ролью Цезаря в пьесе Б. Шоу «Цезарь и Клеопатра» на телевидении, роль в необычном и интересном болгарском фильме, его чтения стихов и прозы на радио (живьем он стихов почти не читал, боялся забыть и забывал-таки). И я был в числе его если не фанов, как теперь говорят, то в очереди среди тех многочисленных его почитателей, которые живо им интересовались, всегда ждали, что и как он прочитает на сей раз…

С особой и вполне понятной ревностью я ждал его «Медного всадника» на телевидении (сам в нескольких вариантах исполнил эту относительно небольшую поэму). Вещь загадочную, двоящуюся, меняющуюся во времени, во временах (об этом замечательно написал Д. А. Гранин в своем эссе). Эту гениальную, даже не двухчастную сонату, скорее небольшую трехчастную симфонию гения в исполнении И. М. Смоктуновского я слушал, лежа в больнице. И был потрясен! Мне кажется, что это исполнение — одно из самых совершенных созданий мастера. Читал он ее всю, читал великолепно, все пропуская через главного трагического героя поэмы, через Евгения. Даже пролог, признание Пушкина в любви к городу, воздвигнутому гением Петра, он окрашивал взглядом, отношением к этому самому «умышленному» городу России через его абсолютное неприятие и трагедию самолюбивого «скромного пешехода» Евгения, бедного петербургского жителя, ставшего жертвой наводнения, да и вообще трагического начала, заложенного в самом городе на Неве, который державный властелин хотел видеть прорубленным окном в Европу, нимало не заботясь о цене воздвигнутого Акрополя, а тем паче о людях, что будут жить в этом городе много позже, спустя сто, двести и триста лет…

Что остается, когда уходит великий актер? Легенда. Смоктуновский на самом деле артист-легенда. И в этом нет никакого преувеличения. Мало осталось тех, кто видел его Мышкина, но любому исполнителю этой роли придется туго: надо переиграть легенду Смоктуновского. Не позавидуешь.

Разумеется, останутся его кинороли. Лучшие из них — Гамлет, Куликов, Деточкин, Иванов, Сальери, Скупой, Плюшкин, Бах, король Людовик — на пленке. Всегда можно пересмотреть его записи на ТВ, прослушать записи стихов и прозы на радиопленке. Его книги, наконец. Словом, весь набор необходимого, чтобы продлить себя еще на какое-то время, может быть, на все времена. Скорей всего, так. Не так уж и мало. И все или почти все им сделанное привлекает внимание, мое по крайней мере.

Его можно боготворить или попытаться в чем-то упрекнуть и даже опровергнуть, как это из сальеризма попытался сделать я в своих заметках. Но ясно одно: был в России XX века огромный актер, сложный, крупный характер, личность и властитель дум — И. М. Смоктуновский. Гений ли он или космического масштаба актер, каковым он себя почитал? В конце концов, это не имеет никакого значения. Это все слова, слова, слова, как говорил его Гамлет.

Грустно другое: наша уродливо американизированная и в силу этого провинциальная жизнь в мировом искусстве обрубает связи с прошлым и в литературе, и в музыке. И в театре. Мы в своей собственной стране стали искусством третьего мира. Только два процента российских фильмов идут в отечественном прокате. На ТВ — в основном или американские боевики, или наше российское мыло, сваренное по американским рецептам. Калькированная по западным образцам продукция всевозможных ток-шоу, игр, больших стирок и прочего низкопробного дерьма, зомбирующего население. Зритель, простой обыватель, если он находит время и силы смотреть ящик, как утверждают специалисты по пресловутому рейтингу, как раз и есть охотно потребляющий все это повидло участник всех этих игр, полей чудес и прочих развлечений. И вот на этом фоне исчезает даже память о прошлом искусстве, которое и было искусством, с его, говоря высокопарно, жрецами и миссионерами. Их знал и любил русский, советский зритель. Казалось даже, что ценил и понимал, уважал за слово правды, за чистую интонацию без официальной лжи, за то, что искусство несло в народ Разумное, Доброе, Вечное, противостояло одурманиванию официальщиной и идеологизированной ложью.

Одним из таких жрецов, миссионеров был И. М. Смоктуновский. Спроси сегодня какого-нибудь молодого нынешнего: ты слышал про Смоктуновского? Что он играл? Сомневаюсь, что более одного из десяти опрошенных даст правильный ответ. Во времена моей молодости тот же опрос про поколение Москвиных, Качаловых, Хмелевых дал бы совсем другой процент. Это естественно, мы жили в тоталитарной стране, при железном занавесе, когда все чужое запрещалось как чуждое, а свое родимое занимало главенствующее место в умах зрителей огромной страны под названием СССР.

Когда у нынешнего президента спросили, какая у нынешней России национальная идея, он ответил: стать конкурентоспособной страной. Не так уж глупо, как может показаться на первый взгляд. Вот станем конкурентоспособными сначала в области кинематографа, потесним американцев из нашего проката, тогда снова возрастет потребность в русском киногерое, появятся личности и размах Эйзенштейна, Ромма, Чухрая, Бондарчука, Баталова, Ефремова, Смоктуновского. А пока мы уступили рынок, влияние на умы, да просто популярность, западным коллегам, от великих Де Ниро и Аль Пачино до всяких компьютерных персонажей. Неконкурентоспособны. Произошла смена ориентиров, смена ментальности целой нации.

Сначала мы проиграли холодную войну, затем все остальное, включая искусство и самоуважение, а стало быть, и смысл существования в искусстве. Что-то где-то теплится. Есть П. Н. Фоменко со своими фоменками в подвальном театре, непотопляем Ленком, руководимый М. А. Захаровым, есть малые формы в ТЮЗе Г. Яновской и К. Гинкаса, есть уникальные спектакли К. Райкина: он блистает в пьесе П. Зюскинда «Контрабас» и в фоменковском «Великолепном рогоносце». Есть отдельные хорошие спектакли в разных московских театрах, благо их пруд пруди, даже в антрепризе иногда прорежется что-то похожее на искусство, есть хорошие актеры в поколении сорокалетних, мало, но есть, наша надежда на совсем молодых, сегодняшних двадцатилетних.

За все эти годы не появилось ни одной мало-мальски принципиальной талантливой пьесы. Ни од-ной! Парадокс: хорошие спектакли в Москве есть, актерские работы тоже, а пьесы — ни одной. Честно сказать, и не предвидится. В кино дело обстоит не лучше. Последние интересные фильмы А. Сокурова «Молох» и «Телец», удача А. Учителя, еще две-три работы более молодых, и все! В этих условиях не объявится актер — властитель дум. Секс-символ — пожалуй. Сегодня — один, завтра — другой.

Но актера масштаба Смоктуновского не жди, нет для этого почвы. Не родит она ничего серьезного, внушающего надежды на возрождение национального искусства и появление гениев. Ни в литературе, ни в поэзии, ни в музыке, ни в драматургии, ни в режиссуре. Постмодернизм — тупик. Припозднившийся русский абсурдизм — тупик. Нашу абсурдную жизнь не переабсурдишь.