Оттепель. События. Март 1953–август 1968 года - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Чупринин cтр.№ 399

Юра сказал, что его не вызывали по поводу подписи в Союз, а просто всем подписавшим вынесли постановления. Юре и многим другим – «поставить на вид», Дэзику Самойлову – «выговор», Копелеву, ранее исключенному из партии – «строгий выговор». Санкции относительно мягкие (Ю. Нельская-Сидур. С. 103, 114).

В 11 часов Фурцева смотрит с комиссией «Три сестры» ⁹⁶⁴. В комиссии: Кедров, Р. Симонов, Е. Симонов, Абалкин, Зубков, Игнатова, Грибов и т. д. От нас ⁹⁶⁵ – Тарасов, Голдобин, Шумов, Назаров. Вернувшись, Шумов рассказал про обсуждение ⁹⁶⁶ – особенно «старались» мхатовцы. Запишу лишь смешное выступление Жарова: «Эфрос – рецидивист, давно говорят, что у него идейно не то, и вот это мне мешает смотреть, вижу что-то хорошее, а все мысль, что это Эфрос, а не другой!»

Вчера, 30 мая, в последний раз играли «Три сестры». В новом сезоне они не пойдут, решено на всех уровнях руководства твердо. Господи, как жаль, что больше никто их не увидит. <…> Не знаю, знали ли актеры, что они играют последний спектакль, ведь официально никто ничего не сказал. И каково Эфросу – это как похороны любимого ребенка (Л. Зотова, http://prozhito.org/notes?date=%221968–01–01%22&diaries=%5B564%5D).

<…> Все решительно песни, исполнявшиеся мною на концерте в Доме Ученых, входят в сборник (однотомник) моих произведений, сданный мною еще осенью прошлого года в издательство «Искусство».

Я допускаю, что в целом ряде своих песен я оказываюсь небрежен и недостаточно точен в формулировках, применяю порою излишние вульгаризмы и грубости – что (особенно на слух) позволяет истолковать содержание и смысл моих песен превратно. Здесь, разумеется, необходима, перед опубликованием, еще очень и очень серьезная и кропотливая авторская работа – и вынесение произведений, еще не завершенных, на суд широкого слушателя, было также, бесспорно, моей ошибкой. <…>

Изображать из меня этакого «униженного и оскорбленного», как это делают авторы письма – это значит, вольно или невольно играть на руку нашим недругам, всегда готовым взять на вооружение этакие «трагические» измышления.

Я прошу поверить, что в своей литературной работе – и в кино, и в театре, и в песне – я всегда руководствовался единственным стремлением – быть полезным нашей советской литературе, нашему советскому обществу (цит. по: В. Огрызко. Одним – пряник, другим – кнут).

Вы – член Союза писателей, уже немолодой человек, вы в одном лице представляете и автора и исполнителя и цензора. И если исполнитель и автор, может быть, счастливо сочетаются в вашем лице, то вряд ли сочетаются редактор и цензор. А судя по этой статье, на которую я опираться не хочу, потому что здесь явные передержки, вам же предъявляются политические обвинения. А это уже не шутка, особенно в той тревожной обстановке, в которой мы сейчас находимся.

Это должно вам послужить уроком. Вы должны смотреть на это и с политической стороны, а не только как на остроумную вещицу, которую бесспорно поймут ваши товарищи, даже сравнительно узкий круг, но которая будет полным диссонансом в аудитории, не знающей вашего настроения.

Вы поберегите себя. Вот этот вечер – как это выглядит со стороны? Взрослый, уже пожилой человек, полулысый, с усами, с гитарой, выходит на сцену и начинает петь. Да, это талантливо! Но это стилек с душком, с политическим душком. Он воспринимается как политический душок, даже если вы его и не вкладываете. Вы пишете песни от имени обывателя, сукина сына и мещанина. Но когда вы подаете это слушателю, то забываешь, о том, что ты должен критиковать этого мещанина и смеяться над этим обывателем, и только слышишь остроумно подобранные слова по поводу Карла Маркса, «Капитала» и прибавочной стоимости. <…>

Вы потеряли чувство политического такта в очень сложной обстановке, когда на писателей вообще смотрят пристально, к писателю сейчас присматриваются через лупу – с этими подписчиками, с этими паразитами, которые провоцируют честных людей на подписи, когда Паустовскому дают подписывать то, чего не было, а потом получается то, что было.

На такие вещи мы должны реагировать. Если бы вы сидели на этом месте, вы бы тоже реагировали и сказали – как ни неприятно, тов. Михалков, но мы должны разобраться, почему вы вышли в полупьяном виде на эстраду и допустили такую басню – о советской власти или еще о чем-то.

Есть поэзия застольная, есть подпольная. Нельзя назвать ваш жанр подпольным, потому что он выходит на широкую аудиторию, но то, что он застольный – это факт. Причем знаете в каком кругу? Я бы еще посмотрел, кто сидит за столом, и не спел бы, потому что соберут ваши песни, издадут, дадут предисловие… и вам будет так нехорошо, что вы схватите четвертый инфаркт. А вы знаете, что они так хотели бы все это получить и издать. И потом вы будете объяснять – я не думал, что так получится.

Поэтому от имени Секретариата, относясь к вам с уважением, любя вас как хорошего писателя, мы должны вас строго предупредить, чтобы вы себе дали зарок. Не портите себе биографию. Вы не знаете, кто сидит в зале, не ублажайте вы всякую сволочь.

На основании вышеизложенного, – как сказано в постановлении, – Секретариат считает нужным строго предупредить тов. Галича А. А. и обязать его более требовательно подходить к отбору произведений, намечаемых им для публичных исполнений, имея при этом в виду их художественную и идейно-политическую направленность (Там же).