Москва и татарский мир - читать онлайн книгу. Автор: Булат Рахимзянов cтр.№ 22

Таким образом, можно сказать, что в последней трети XѴ в. великий князь предлагал пристанище. Он обещал не быть враждебным, но обеспечивать безопасность и материальную поддержку и, как в случае с Менгли-Гиреем, даровал хану право отъезда при желании. Мы нигде не находим какого-либо обсуждения того, для чего же Джучид прибывает в Московию: для службы великому князю? для управления своим улусом? или ни для того, ни для другого, а для «опочива»? В последней трети XѴ в. мы можем констатировать только заверения московской стороны в том, что Джучид получит в Московском великом княжестве прибежище и материальную поддержку²³⁰.

Первым, кто изъявил желание воспользоваться приглашением великого князя, был, по всей видимости, султан Девлеш. В течение 1491 г. было заявлено, что он отправился в Московию («Довлеш-царевич к тебе пошол»)²³¹. Правда, более поздний документ сообщает, что альтернативное предложение от клана Ширин — главнейшего клана правящей элиты в Крыму — несколько притормозило его решение об отъезде²³². Тем временем дядя Девлеша Уз-Тимур решил принять третье предложение — от польского короля Казимира IѴ, и прибыл в Киев («корм ему дают туто»)²³³.

Вскоре Менгли-Гирей установил контакт с Девлешем и, заверяя последнего в гарантиях московской стороны, склонял его к переезду (письмо от 1491 г.):

Девлеш действительно покинул Степь, однако, вместо того чтобы прибыть в Московию, он отправился в Киев, где уже находился его дядя Уз-Тимур. В посольстве от хана Менгли-Гирея к Ивану III от ноября 1491 г. послы говорили от имени хана:

Великий князь послал хану письмо, где заверял его, что сделает все, что в его силах, чтобы переманить их в Московию²³⁶. Весной 1492 г. Иван III вновь выслал каждому по письму, которые были практически идентичны тем, что он посылал им двумя годами ранее²³⁷. В грамотах султанам Иван III счел возможным опустить пункт о добровольности пребывания в Московском княжестве и свободе отъезда. Вероятно, этим отчасти и объясняется, почему царевичи предпочли остаться в Великом княжестве Литовском, нежели переехать в Москву²³⁸.

Усилия великого князя пропали даром. В конце 1492 г. московский посол, возвращавшийся из Крыма, принесет следующие вести об Уз-Тимуре и Девлеше:

Это означало удаление с политического горизонта Степи. Судя по всему, царевичи давно и достаточно плотно оказались интегрированными в русскую культуру в Литве — в 1491 г. Менгли-Гирей констатировал (видимо, не без сожаления) великому князю, что они «и пьют и едят с русаки»²⁴⁰. Их браки — особенно, если они были женаты не на мусульманках, и брак предполагал обращение в другую веру, дистанцировали их от татарского мира еще больше. В таком случае, вероятно, именно подтверждением их удаления с политического небосклона Степи служит загадочная фраза Менгли-Гирея:

В 1470-х — начале 1490-х гг. Москва начала сознательно завлекать к себе потомков Чингис-хана, переживавших не лучшие времена в Степи. В это время действия Москвы уже были вполне добровольными и осознанными в своей политике привлечения к себе тех персон Степи, положение которых можно описать как «истому» — состояние усталости, утомления, иначе говоря, как «неверемя» — временную неудачу, фиаско. На данном этапе Москва осознала, что из «истомы» своих недавних противников вполне можно извлечь политическую выгоду. По всей видимости, в это время курирующие татарские дела официальные лица уже пришли к мысли о возможности добровольного (со стороны Москвы) пожалования этих персон московскими городами, выдаваемыми как средство содержания Чингисидов. Однако в отношениях с представителями Большой Орды и Крымского ханства данная практика не получила широкого распространения.

Москва старалась заполучить к себе лиц, политический статус которых в Степи был очень высок. Это были Джучиды, которые либо реально правили в каком-либо позднезолотоордынском юрте (причем в важнейших — Большой Орде и Крымском ханстве), либо приходились ближайшими родственниками правителям ханств. Вероятно, высокий политический статус приводил к тому, что практически мало кто воспользовался приглашениями московского великого князя. Положение и амбиции высшей прослойки позднезолотоордынских государств, которые еще не забыли времен безусловного господства над «русским улусом», видимо, не позволяли им рассматривать предложения от своего бывшего данника всерьез, либо они рассматривали их только тогда, когда их «истома» была особенно сильна. Спокойное пребывание на «политической пенсии» в Московии, так же как и положение марионетки московского правителя, их явно не устраивало.

Единственным исключением из этой тенденции является старший брат Менгли-Гирея Нур-Даулет бин Хаджи-Гирей, бывший ханом в Крыму, затем потерявший этот престол и переехавший в Московское княжество, где он получил трон Касимовского ханства. Он единственный (если не считать его брата Айдара) в этот период принял приглашение великого князя и согласился на постоянное пребывание под его опекой. Однако, во-первых, он все же получил наиболее престижный татарский юрт Москвы — Касимовское ханство, имевшее особое положение среди других «мест», выделявшихся татарской элите в Московском княжестве (остальные московские юрты выдавались ему, видимо, как своеобразный «довесок» к статусному владению, по выражению А. В. Белякова). Во-вторых, выбор у него был крайне невелик — оставаться в Крыму он не мог по причине опасения за свою жизнь; он мог выбирать между Великим княжеством Литовским, Стамбулом и Москвой. Стамбул отпадал по причине тесной связи между османами и Менгли-Гиреем: Нур-Даулет опасался своей выдачи в Крым. Почему он выбрал не Великое княжество Литовское, а Москву, сказать трудно; возможно, он каким-то образом просчитал, что причин выдавать его Менгли-Гирею у Ивана III меньше, чем у короля Казимира IѴ. Не исключено, что сыграло свою роль и то, что его «испомещали» именно в Касимове — месте, имевшем давние татарские традиции, в том числе и династические.

Выгода, которую пыталась извлечь Москва, предлагая свою территорию как пристанище для знатных лиц позднезолотоордынских государств, испытывавших проблемы у себя на родине, просматривается достаточно четко — угрожая содействовать приходу к власти имеющихся в ее распоряжении потомков Чингис-хана, она собиралась (и реально делала это) воздействовать на политику соседних государств, особенно Крыма²⁴² (влияние на Большую Орду было, видимо, затруднено в силу особой нестабильности политической ситуации в ней). Мотивация Джучидов к переездам состояла, по всей видимости, в необходимости временного пристанища для накопления сил.