Великая война. 1914–1918 - читать онлайн книгу. Автор: Джон Киган cтр.№ 110

Не только дождь, но и мокрый снег, а также туман (погода была такая же плохая, как в первый день сражения при Аррасе) не позволяли проследить развитие наступления. По мере того как усиливалось сопротивление немцев, сама линия соприкосновения распадалась на части. «Стремительный темп атаки не сохранился. Продвижение явно замедлилось, после чего подразделения поддержки, вначале неуклонно двигавшиеся вперед, полностью остановились. Немецкие пулеметчики, рассредоточенные по воронкам от снарядов, сидевшие в специально оборудованных ячейках или внезапно появлявшиеся у входа в глубокие блиндажи, брали свою ужасную плату с пехоты противника, которая карабкалась по изрытым снарядами склонам» ^[526].

Слишком быстрый перенос вглубь заградительного огня, который должен был прикрыть пехоту, привел к тому, что солдаты остались без защиты. «Везде происходило одно и то же. Атака до определенного момента развивалась успешно, потом замедлялась, не успевая за заградительным огнем. За три минуты он передвинулся на сто метров, и во многих случаях дымовая завеса вообще исчезла из виду. Как только пехота и заградительный огонь разъединились, немецкие пулеметы… открыли огонь, во многих случаях с фронта и с обоих флангов, а иногда и с тыла. На крутых склонах Эны войска, даже не встречая сопротивления, могли продвигаться только очень медленно. Все кругом было изрыто снарядами, найти опору для ног почти невозможно. Солдаты ползли вперед, цепляясь за пни и преодолевая всевозможные препятствия. А тут еще колючая проволока!.. Тем временем в окопах быстро сосредоточивались подкрепления — один свежий батальон каждые четверть часа. Когда первые волны наступавших остановились (в некоторых случаях продвинуться удалось всего на несколько сотен метров, редко до километра), это привело к затору. Будь артиллерия немцев так же активна, как их пулеметы, к бойне на передовой прибавилась бы массовая гибель людей в переполненных окопах и на дорогах, ведущих в тыл» ^[527].

Это действительно была ужасающая бойня. И тем не менее Шарль Манжен, суровый генерал колониальных войск, который командовал 6-й армией, наступавшей на левом фланге, узнав, что его войска, куда входили и ветераны 20-го «железного» корпуса, остановлены, пришел в ярость: «Там, где проволочные заграждения не уничтожены артиллерией, их должна перерезать пехота! Наступление необходимо продолжать!» Приказ был абсолютно бессмысленным. Прорвать проволочные заграждения могли танки, однако ни один из 128 маленьких «рено» с экипажем из двух человек, впервые использованных французами в бою, не добрался до первой линии немецких окопов — почти все они увязли в грязи на дальних подступах. Оставшаяся без поддержки пехота с большим трудом продвигалась вперед — и погибала. В первый день удалось преодолеть не больше 600 метров. На третий день французы подошли к Шмен-де-Дам, пересекающему хребет Вими. На пятый день, когда потери превысили 130.000 человек, в том числе 29.000 убитыми, наступление практически остановилось. Глубокая оборона немцев выдержала. Можно считать компенсацией всему этому 28 815 пленных и продвижение на 6 километров на участке фронта длиной 35 километров? Никакого прорыва, который обещал Нивель, не случилось ^[528]. 29 апреля он был смещен с поста главнокомандующего и заменен Петеном.

Потери французов восполнить было невозможно. Пал ниже некуда — по крайней мере, на какое-то время — и боевой дух армии. Почти сразу после неудачного наступления 16 апреля командиры сообщали о случаях коллективного нарушения дисциплины — историки назвали их бунтами 1917 года. Оба определения неточно описывают те события, которые правильнее было бы назвать забастовками в армии. Нарушение дисциплины подразумевает отказ подчиняться приказам. Бунт обычно предполагает насилие в отношении командиров. Однако в целом порядок в армии сохранялся, а бунтовщики не нападали на офицеров. Наоборот, во время бунтов отношения между рядовыми и старшими по званию характеризовались взаимным уважением, словно обе стороны признавали себя жертвами ужасных испытаний, которые уже стали для тех, кто находился в самом низу, невыносимыми. Солдаты жили в худших условиях, хуже питались, и отпуск у них был короче, чем у офицеров. Тем не менее они понимали, что командирам тоже приходится тяжело, а потери среди них не меньше. Даже в тех подразделениях, где дело дошло до прямых столкновений, например в 74-м пехотном полку, бунтовщики дали ясно понять, что не желают никакого вреда офицерам. Они просто отказались возвращаться в окопы ^[529]. Это было крайнее проявление недовольства. Общее настроение всех участников бунтов — волнения охватили 54 дивизии, почти половину армии, — характеризовалось нежеланием новых наступлений и даже отказом участвовать в них и одновременно патриотической решимостью удерживать позиции в случае атаки врага. Выдвигались и конкретные требования: увеличить продолжительность отпуска, улучшить питание, покончить с бойней, установить мир, а пока его нет, лучше заботиться о семьях солдат. Зачастую эти требования совпадали с требованиями забастовок в тылу, волна которых прокатилась весной 1917 года. Причиной последних стали высокие цены на продукты и предметы первой необходимости, недовольство теми, кто наживается на войне, а также отдаляющимися перспективами мира ^[530]. Разумеется, во время гражданских протестов никто не требовал мира любой ценой, не говоря уж о желании победы Германии, но протестующие жаловались, что, в то время как простые люди работают без отдыха, чтобы прокормить себя, начальство и крупные промышленники богатеют ^[531].

Недовольство в тылу способствовало недовольству на фронте — беспокойство солдат за своих родных усиливалось тревогой жен и родителей за мужей и сыновей, сражающихся с врагом. Кризис 1917 года во Франции охватил всю страну. Именно поэтому правительство отнеслось к нему очень серьезно и выдвинуло собственного кандидата на замену Нивеля — Анри Филиппа Петена. При всей своей внешней резкости Петен понимал сограждан. По мере углубления кризиса — всего историки различают пять этапов, от отдельных выступлений в апреле до массовых митингов в мае и жестких столкновений в июне, а затем последующего угасания протестов до конца года — он принимал определенные меры, направленные на ослабление недовольства и восстановление боевого духа армии. Петен обещал регулярные и более продолжительные отпуска. Он намекал на прекращение, по крайней мере временное, дальнейших наступлений, но не говорил об этом прямо, поскольку сие могло быть воспринято как выход Франции из войны, а подчеркивал необходимость отдыха и переподготовки войск ^[532]. Переподготовка требовала отвода дивизий с линии фронта, и Петен разработал новую доктрину, подобную той, что уже ввели в действие немцы. Речь идет о доктрине глубокой обороны. 4 июня он подписал инструкции, предписывающие избегать сосредоточивания пехоты на передовой — это только увеличивает потери. Подразделения на линии фронта должны были лишь сдерживать врага и обеспечивать корректировку огня артиллерии ^[533]. Основную массу пехоты следовало концентрировать на второй линии обороны, а резервы, предназначенные для контратаки, — на третьей. Эти инструкции носили строго оборонительный характер. Пока на фронте в соответствии с новой тактикой велась перегруппировка сил, армейские офицеры с одобрения Петена пытались восстановить дисциплину, убеждая и поощряя солдат. «Никаких жестких мер, — писал, в частности, командир 5-й пехотной дивизии. — Мы должны сделать все возможное, чтобы ослабить недовольство. Офицерам — спокойным и авторитетным, которых люди знают, нужно воззвать к лучшим чувствам забастовщиков». С ним соглашался командир дивизии: «Не стоит надеяться на подавление движения бунтовщиков строгостью, поскольку это неизбежно приведет к непоправимому» ^[534].