Время магов. Великое десятилетие философии. 1919-1929 - читать онлайн книгу. Автор: Вольфрам Айленбергер cтр.№ 88

Размышляющий об истоках Хайдеггер в 1929 году оглядывается в своем диагнозе назад, он видит начало самого философствования как священное «место» по-прежнему возможного пробуждения. Место это находится глубоко внутри человеческого бытия, надежно гарантированное сущностью самой временности. Беньяминову пониманию истории, ставшему материалистическим, этот вариант заказан. Он должен сам отыскать в истории фатальный исток, подлинный момент возникновения ложной исторической видимости, вновь сделав его по возможности предметом конкретного опыта.

Мартин Хайдеггер на горнолыжном курорте Парсенн близ Давоса. 1929

В 1929 году Беньямин вновь полагает, что может достаточно точно указать, когда, где и каким образом случился прорыв в нереальный, тотально фальсифицирующий дух его эпохи. Это произошло в Париже, столице XIX столетия. Причем совершила его не какая-то персона или книга, а новая архитектурная форма из железа и стекла – те самые парижские пассажи, всегда освещенные тусклым искусственным светом волшебные пространства зарождающегося товарного капитализма. В их витринах в одном ряду предлагается для обозрения – и для приобретения – весь многообразный мир товаров, форм и символов. Не вполне внутреннее пространство и не совсем часть уличного ландшафта, пассажи намеренно сконструированы как лиминальные места, нарочито нивелирующие любое важное различение. Полупещера, полудом, полупроход и полукомната.

Для конечных индивидов, бесцельно по ним фланирующих, пассажи с их всегда полными, постоянно обновляемыми витринами создают видимость бесконечной доступности, которая вскоре пронизывает изнутри всё мироощущение – и погружает в анестезию. Если в будущем вообще останется открыто хоть одно окно к спасению, ему дóлжно во всей глубине и остроте пронизать эту констелляцию пассажей. А именно в смысле вопроса: в чем конкретно состоят и состояли материальные условия их возникновения? Как пишет Беньямин:

Так начинается первая заметка «Пассажей». И то, что Беньямин сразу же позволяет якобы произвольной цитате из якобы произвольной публикации (читай: путеводителя) расставлять важные философские вехи, ярко свидетельствует о технике коллажа, заложенной в основу произведения. В заметке отражается вся история метафизики, хотя автор цитируемого Беньямином парижского путеводителя ее совершенно не видит и очевидно не имеет ее сознательно в виду. Она говорит языком иллюстрированного журнала и, словно по волшебству, наделена какой-то зловещей послежизнью – точно так же, как в игре теней в пещере у Платона, в игре товаров в глубоких зеркальных проходах пассажей, «свет ‹…› падает сверху», от искусственных огней («газовых фонарей»). Словно монады у Лейбница, лишенные окон пассажи являют собой «весь мир в миниатюре». Как и у Канта (и, конечно, у Маркса), соединяет эти проходы через целые группы домов – пусть даже и не вполне настоящих, – лишь «спекулятивная» хватка их владельцев, «объединенных» исключительно ради этой иллюзорной цели.

Текстовая монада в текстовой монаде, смонтированная лишь затем, чтобы на один светлый миг сделать зримыми неисповедимые способы, какими само время переплетает вещи друг с другом. Беньяминово ви́дение реальности. Писательства. Припоминания как знания.

Весной 1929 года Беньямин – философ и публицист – находится на вершине своего творчества. Это, понятно, не означает, что его как реально существующего индивида в это время не одолевали самые разные, переплетенные друг с другом неурядицы прямо-таки метафизической глубины. Что беда случится и каким образом это произойдет, первым во всей ясности осознал, вероятно, Гершом Шолем, получивший в первых числах августа 1928 года от друга из Берлина следующее письмо:

Разумеется, осенью 1928-го работа над «Пассажами» не закончена. Как раз в это время она по-настоящему набирает обороты. К тому же, до марта 1929 года Беньямин не сделает ни малейших успехов в древнееврейском. Срок его отъезда в Палестину по-прежнему не определен. Главным образом – потому, что с сентября 1928 года в Берлине находилась Ася Лацис. Причем ее официально направили, точнее «откомандировали» в киноотдел советского торгового представительства. И даже снабдили спецмандатом – как члену группы «„Пролетарский театр“ ‹…› завязать контакты с Союзом пролетарских писателей» ^[348]. Райх тоже в Германии – правда, профессионально он привязан к Мюнхену.

Когда Беньямин узнаёт о приезде Аси, ему уже известна еще одна радостная новость. Даже без второй рецензии (от Кассирера или иного лица высокого литературного ранга) д-р Магнес из Еврейского университета выделил для Беньямина средства на оплату полного годичного языкового курса, а также на покрытие расходов на дорогу и пребывание в Иерусалиме. Изначально эти деньги предполагалось выплачивать ежемесячными траншами в зависимости от успехов в усвоении учебной программы. Этот план поддерживал и Шолем. В конце концов, он не просто прекрасно знал Беньямина – он за него поручился. Однако, к большому удивлению и Беньямина и Шолема, в октябре 1928 года – Ася в городе ровно три недели – происходит вот что: