Русский ориентализм. Азия в российском сознании от эпохи Петра Великого до Белой эмиграции - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Схиммельпеннинк ван дер Ойе cтр.№ 95

Растущее влияние германского романтизма в первые десятилетия XIX в. еще больше способствовало размышлениям о месте России в мире. Эта дискуссия получила новый виток в 1836 г. после публикации «Первого философического письма» Петра Чаадаева в журнале «Телескоп». Написанное семью годами ранее на французском языке и до этого распространявшееся частным образом, письмо пессимистически отводило России роль сироты в семье народов без истории и собственной идентичности: «…мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось» ⁹⁰⁹. «Письмо» Чаадаева стало поводом для скандала. Позднее Александр Герцен сказал, что это был «выстрел, раздавшийся в темную ночь», а Николай I объявил автора письма сумасшедшим ⁹¹⁰.

Жесткие оценки Чаадаева породили в середине XIX в. бурные дискуссии между западниками и славянофилами. Западники полагали, что России следует развиваться по западным образцам, двигаясь к порядку, основанному на рационализме, верховенстве закона, приоритете личности; тогда как их оппоненты выступали за отрицание западного поворота, совершенного Петром Великим, и за возвращение к тому, что они считали отличительной национальной чертой – духовному и патриархальному курсу ⁹¹¹. Возражая против западной идентичности России, славянофилы ни в коем случае не утверждали, что Россия – это Азия. Они выступали поборниками православной славянской Европы, а не ее романо-германского варианта ⁹¹².

Существовало одно примечательное частичное исключение. Подобно тому как Фридрих фон Шлегель разделил весь мир на индоевропейских арийцев и неарийцев, наиболее известный славянофил Алексей Хомяков определил фундаментальную дихотомию в истории человечества. Одна группа – кушиты – происходит от Хама, проклятого сына Ноя, и расселилась в Северной Африке. По мнению Хомякова, кушиты воплощали подчинение и нигилизм и находились в постоянном соперничестве с иранцами – расой, олицетворяющей свободу и духовность. Иранцы как творческая жизненная сила породили Древнюю Грецию и Рим. Однако затем, по утверждению Хомякова, несколько последовательных кушитских волн создали в Западной Европе репрессивный и языческий порядок. И только славяне на всем континенте избежали владычества кушитов ⁹¹³. В основе концепции истории Хомякова лежит идея, что русские сохранили свою молодую силу благодаря восточным, скифским предкам, которая обрела популярность ближе к началу XX в.

Чаадаев последовательно отстаивал позиции лагеря западников, подробнее разработав свои идеи в «Апологии сумасшедшего»: «Мы живем на востоке Европы – это верно, и тем не менее мы никогда не принадлежали к Востоку». Его неприятие Востока было очевидным. «Но на Востоке покорные умы, коленопреклоненные пред историческим авторитетом, истощились в безропотном служении священному для них принципу и в конце концов уснули замкнутые в своем неподвижном синтезе, не догадываясь о новых судьбах» ⁹¹⁴. Негативные оценки Азии, как застрявшей в неподвижной сонливости, отражали переход от синофилии эпохи Просвещения к пренебрежительным взглядам европейцев на Китай в начале XIX в. Начиная с презрительной характеристики империи, данной И.-Г. Гердером: «…мумия, завернутая в шелк и расписанная иероглифами», романтические мыслители видели в Срединном царстве застывшую деспотию, а в ее жителях – муравьев, начисто лишенных свободной воли и воображения ⁹¹⁵.

Слово «китайщина» отныне приобрело в русском словаре устойчиво пейоративный смысл. Если в эпоху Екатерины это понятие ассоциировалось с экзотичным Китаем, то в XIX в. оно стало ассоциироваться с допотопной тиранией, бесстыдной коррупцией и полной неподвижностью. Слово «Азия» также приобрело преимущественно негативные коннотации, подобно слову Asiatic в английском языке. Словарь русского языка Даля определяет слово «азиат» как грубый, необразованной человек, а «азиатский» – дикий, жестокий ⁹¹⁶. Слово «азиатчина» также стало аккумулировать все недостатки континента. В «Вишневом саде» заносчивый студент Петя Трофимов говорит о России: «Есть только грязь, пошлость, азиатчина…» ⁹¹⁷

Западники в своей полемике часто упоминали Азию в качестве предупреждения или даже метафоры реакционного царского режима. Для прогрессивного литературного критика Виссариона Белинского слово «китаизм» являлось синонимом реакции и деспотизма, и он с готовностью применял этот эпитет к эпохе правления Николая I ⁹¹⁸. К Азии Белинский не испытывал ничего, кроме презрения. Он детально изложил свои взгляды в длинной рецензии на несколько книг, посвященных Петру Первому и его отцу Алексею Михайловичу. Его опорной темой было восхваление усилий прежних правителей по развороту России в западном направлении. Вторя тезису Гегеля, что Китай и Индия находятся за пределами истории, критик замечает: «Азия была колыбелью человеческого рода и до сих пор осталась его колыбелью: дитя выросло, но все еще лежит в колыбели, окрепло – но все еще ходит на помочах» ⁹¹⁹.

По мнению Белинского, только способность думать и говорить отделяет азиатов от животных, но их интеллект в лучшем случае примитивен: «Хорошо ли это, дурно ли, разумно или бессмысленно, – подобные вопросы не приходят ему в голову; это слишком тяжелая, слишком неудобоваримая пища для его головы». Даже если житель Азии наделен более утонченным сознанием, восточный фатализм делает его в высшей степени инертным: «Почему все это так, а не иначе, и должно ли все это быть так, а не иначе, – он об этом никогда не спрашивал ни себя, ни других. Так было задолго до него, так бывает не с одним им, а со всеми; следовательно, такова воля Аллаха!» ⁹²⁰