Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком - читать онлайн книгу. Автор: Ахмад Фарис аш-Шидйак cтр.№ 96

— Не продолжай, они не одни такие.

— Они мало говорят, но много делают. Они хорошие организаторы и сильны в политике. Они разумны и проницательны. Они не спрашивают у приезжающих в их страну ни паспорта, ни разрешения. Их не интересует, кто живет с ними по соседству, верховный судья или премьер-министр, полицейский или откупщик. Никто не боится жить в одном доме с полицейскими, общаться с ними и смело с ними разговаривать, даже если это повлечет за собой арест или штраф. У них все люди имеют равные права. Они добры к иностранцам, если те ведут себя не как подонки. Они сострадательны к беднякам и помогают нуждающимся. Они воздают должное людям известным и авторитетным, уважают ученых и знают им цену. Они пекутся о распространении знаний в других странах, создают научные и благотворительные общества, поощряя добрые и полезные дела и противодействуя злу. Здесь много врачей, лечащих больных бесплатно, не говоря уже о больницах, имеющихся во всех уголках страны. К снимающему у них жилье они относятся приветливо, дружелюбно, хозяйка заботится о нем и ухаживает за ним, если он заболеет. Она охотно общается с ним и беседует, что не вызывает никакого недовольства у мужа. Если в гости к хозяевам приходят их знакомые, они представляют им жильца и знакомят его с ними. А если к ним приезжает кто-либо из другой страны с рекомендательным письмом, они принимают его в своем доме, представляют родным и знакомым и стараются во всем ему содействовать. Гость с рекомендательным письмом для них важнее отца, матери и всех родственников. Одним словом, их похвальные качества перевешивают на чаше весов их недостатки. Совершенен же только Господь Всевышний. Другие франкские народы не обладают упомянутыми достоинствами, ибо они лукавы, нескромны и коварны, языки у них длинные, а руки короткие. Они не столь разумны и честны, как англичане, и не столь приветливы и щедры, как мы.

— Я все поняла, но давай вернемся к толкованию стихов. Только договоримся, что ты не будешь ничего добавлять от себя. Я-то знаю, как ты любишь приврать.

— Ты хочешь сказать, что я много болтаю и мало делаю, но это ты уже говорила много раз!

— Не лишне повторить еще раз, хотя это и бесполезно.

— Вот тебе перевод без всяких добавлений:

— Ты сказал, что поэт жалуется на свою жену, а на самом деле он жалуется на самого себя. Женщину в подобной ситуации не в чем упрекнуть.

— Вот, подобные тебе комментаторы и создают традицию толкования.

— А толкование должно облегчать понимание.

Прожив какое-то время в деревне, где у иностранца нет иной радости, как любоваться зеленым убором земли, ал-Фарйакиййа заскучала и настроение ее испортилось. Однажды она сказала своему мужу:

— Как странен мир. А самое странное в нем — это говорящее и прямоходящее животное, которое называется человек. Дни и ночи он проводит в мечтаниях и надеждах. Он устремляется за ними, но каждый раз, когда ему кажется, что они вот-вот сбудутся, они рассеиваются, как тень. Каждый день он думает, что сегодня он умнее, чем вчера, и, что его завтрашний день будет лучше сегодняшнего. Когда мы жили на острове, я думала, что англичанам живется лучше всех, и считала их самыми разумными людьми. А приехав в их страну и пообщавшись с ними, убедилась, что их крестьяне несчастнейшие существа. Взгляни повнимательнее на эти деревни вокруг, ты увидишь, что их жители ничем не отличаются от дикарей. Утром крестьянин отправляется на тяжкую, изнурительную работу. Вечером возвращается домой. Ни он никого не видит, ни его никто не видит. После ужина ложится в свою постель, утром встает с тем же, с чем лег, и так каждый день. Он, как машина, работающая, когда ее заведут, и не испытывающая ни удовольствия от того, что работает, ни чувства отдохновения от того, что ее остановили. А когда наступает воскресенье, день радости и развлечений во всех странах, у него нет другой радости, кроме как отправиться в церковь. Он стоит там два часа истукан истуканом, час зевает, час дремлет, и снова возвращается домой. У них нет места, где можно было бы собраться, поговорить, попеть. И богатые люди в деревне живут ничем не лучше, чем простые крестьяне. Всего-то и удовольствия у них, что полакомиться жарким с картошкой. Да и где они в деревне, эти богатые люди? Разве что священник да управляющий каким-нибудь имением, но и они немногим отличаются от крестьян.

Если же ты побываешь во дворцах королей и обойдешь городские рынки, особенно лондонские, то найдешь там великолепные изделия, вещи удивительной красоты, замысловатые инструменты, драгоценную мебель, роскошные платья, изящную посуду и вместе с тем узнаешь, что те, кто создает всю эту красоту, сами ее лишены. Удел ремесленника таков же, как удел крестьянина: он целый день работает не покладая рук, а ночью его единственная радость — закрыть глаза. Почему же люди, украшающие мир, приносящие в него радость и процветание, не пользуются плодами своего труда? А живущие в роскоши не умеют работать руками, а то не умеют и правильно говорить? Если все живущие на земле люди разных положений и состояний рабы Божии и образуют единый организм со многими членами, то почему они не живут все по единому закону справедливости — так же, как члены человеческого организма? Ведь когда человек что-то ест или что-то надевает на себя, он заботится обо всем своем организме. Или богачи думают, что, проявляя щедрость к обездоленным беднякам, облегчая им жизнь, помогая им в обучении детей, они побуждали бы их не работать, не вспахивать землю, бездельничать, и им самим пришлось бы голодать? А о чем же тогда думает правительство, которое платит большие деньги и выдает огромные премии тем, кого оно назначает на высокие должности? Оно не боится испортить их щедрыми подачками? Но бедняк, которому его господин или правитель обеспечил достойную жизнь — что обойдется ему недорого, — будет работать и выполнять свои обязанности с охотой. Он будет молиться за господина или правителя, призывая на него благословение Господне, а не умолять Всевышнего открыть ему глаза на его несправедливость, на то, что за счет худобы и слабости одного жиреет другой, становится заносчивым, высокомерным, приобретает породистых лошадей, дорогие яхты, роскошную мебель и другую собственность, без которой можно обойтись. Тогда и богач, зная, что бедняк молится за него, будет поглощать свои яства со спокойной совестью. Или богачи думают, что Всевышний создал бедняков только для того, чтобы они служили им? Клянусь жизнью, богач нуждается в бедняке гораздо больше, чем бедняк в богаче. Или они со своей высоты не желают даже взгляда бросить на тех, кто прозябает внизу в нищете и в безвестности, боясь заразиться их бедами и несчастьями? Как тот, кто поднялся на вершину горы, не желает заглянуть в глубокую пропасть, боясь, что у него закружится голова, и он оступится и упадет в нее. Спрашивается, пытался ли хоть кто-то из богачей осчастливить бедняка, поделившись с ним своими капиталами, или подбодрив его своей поддержкой? И попался ли им хоть один, который отплатил бы за эту милость черной неблагодарностью, бездельем и пренебрежением к обязанностям, возложенным на него Господом и природой? Нет, все это только страхи, занесенные в их головы винными парами, пары затем выветрились, а страхи так и засели в головах. Иначе, почему бы им не дать бедняку возможность испробовать радость жизни и увидеть всю красоту мира хотя бы в течение месяца или хоть один день в году? Тогда он мог бы умереть довольным, с сознанием, что был счастлив. А если они боятся, что он разленится и перестанет трудиться, то скорее они должны бояться того, что нищета породит в нем дурные намерения и ненависть к ним. Беды больше портят людей, чем счастье.