Вторая Государственная дума. Политическая конфронтация с властью. 20 февраля – 2 июня 1907 г. - читать онлайн книгу. Автор: Василий Маклаков cтр.№ 42

Эта последняя группа законов в своей совокупности, по выражению декларации, стремилась к двум главным целям: к увеличению площади крестьянского землевладения и к введению личной земельной собственности на общих началах. Это было основной идеей Столыпина; она не только удовлетворяла крестьянским желаниям, т. е. мечте о земле, она приравнивала их к другим состояниям в праве личной собственности и подводила твердое основание под местное самоуправление и конституционный строй. Так, по крайней мере, правительство на это глядело (глава III).

Большинство Думы не было с этим согласно. Не останавливаюсь на законе 9 ноября о «выходе на общины»; несмотря на традиционное сочувствие левых «общине», как эмбриону социализма, ни одна партия не захотела бы держать крестьян в общине насильственно. Спор мог быть только о частностях, о поправках к закону, которые можно было сделать при его обсуждении. Ни у одной партии для этого не было уже готовых поправок. При обсуждении в 3-й Думе кадеты своей изобретательности не сделали чести, когда в виде поправки предлагали применить «общее право», т. е. делать раздел общинной собственности по правилам X тома, о разделах. Потому здесь сговор и компромисс были возможны.

Настоящее разномыслие отделяло правительство от всех левых партий только в вопросе о способах увеличить крестьянское землевладение. Эти партии не соглашались землю для крестьян покупать у владельцев, а предлагали ее у них принудительно отчуждать. Оправданием такого приема они выставляли старую историческую несправедливость – раздачу дворянам «населенных земель». Это было преддверием большевистского лозунга – «грабь награбленное». Было ли такое отчуждение справедливо относительно владельцев земли и даже была ли эта реформа государству полезна – такого вопроса и не ставилось; самая постановка его уже рассматривалась как проявление помещичьей алчности.

«Революционные партии» в этом были последовательны; такая реформа была бы действительно уже «революцией». Но за ними пошла и кадетская партия. Она не могла отречься от «правового начала» и потому ввела корректив – предлагала отчуждение «с вознаграждением по справедливой оценке», что давало этой мере какую-то видимость общего права. Но это была только видимость. Национализация земли вообще, т. е. изъятие ее из всех частных владений – под которое вместе с другими попадали помещики, – была бы общей нормой, которую вправе устанавливать государство. Но поскольку землю собирались отнимать «у помещиков» для крестьян, а «крестьянские земли» были из-под этой общей меры изъяты, это было, во-первых, укреплением сословного принципа, с которым надо было бороться, а во-вторых, «нарушением со стороны государства признаваемых им самим прав человека». Можно исключить право земельной собственности из числа прав человека, но, признавая его, нельзя нарушать это право для одной категории граждан – помещиков. Кадеты, по существу, были партией «правового порядка». Поэтому их идеал, как защитников «прав человека», против произвола государственной власти, ближе подходил к аграрному плану Столыпина, чем к планам социалистических партий. Столыпинский план более уважал «права человека» и ставил преграды «государственной воле»; он решал аграрный вопрос на началах права, а не произвола, тем более не мести за прошлое. Только так его и могло ставить правовое государство; решать его по рецептам социалистических партий могло или «Самодержавие», или победоносная «Революция»: крайности сходятся. Но кадеты не хотели ни того ни другого. Можно добавить, что создание класса новых «крестьян», т. е. мелких земельных личных собственников, могло бы быть действительной опорой и конституции, и общего права, могло бы подвести и под партию кадетов «социальную базу», покончить с иллюзией, что они представляют собой какой-то рыцарский орден «интеллигенции», чем некоторые из них до сих пор утешаются.

Аграрную кадетскую программу невозможно понять, если ее отделять от момента, когда она появилась, т. е. от острого периода войны с Самодержавием. Тогда она имела главной целью привлечь крестьян на сторону «освободительного движения»; для этого она заимствовала у революционеров популярные лозунги, которые бродили в народе и которые формулировали работавшие среди крестьян демагоги. Громадное большинство кадетов эту программу не принимало всерьез, выдавало векселя, по которым платить полностью не собиралось. В «Воспоминаниях» Крыжановский привел такой отзыв Муромцева о «принудительном отчуждении» ^[59]: «Муромцев утверждал, что в среде самой кадетской партии никто, кроме крайних теоретиков, и не смотрит на проект как на меру, подлежащую немедленному осуществлению, что при некотором искусстве можно было бы растянуть осуществление его лет на тридцать, а то и более и что важно сохранить лишь принцип, как способ успокоения масс, воображающих, что этим способом можно обеспечить землю каждому крестьянину».

Конечно, кадетам пришлось бы придумывать, как сочетать их «партийную программу», «аграрное обращение» 1-й Думы, заключавшее в себе обещание, что все законы, не согласные с отчуждением, будут кадетами отклоняться, – с более скромными, но зато практическими и законными мерами Столыпина; но в «сочетании противоречий» и состояло всегда главное мастерство этой партии.

Для 2-й же Думы вопрос стоял проще. «Принудительного отчуждения» Столыпину бояться не приходилось; для этого был бы нужен новый закон, которого Государственный совет не пропустил бы. А что касается до мер по 87-й статье, уже проведенных, т. е. до совершившейся передачи земель Крестьянскому банку для распродажи крестьянам, то что значило бы «отменить» эту меру? Вернуть эти земли в «казенные ведомства»? Не продавать их крестьянам? Но крестьянство уже знало, что эти земли для них. Они в Думе предъявляли запрос, почему с распродажей их медлят? Почему переселения на них не организуются? Эта невозможность была одной из причин их возражений против пользования статьей 87 в этом вопросе. Дума не могла решиться просто-напросто отменить эти меры. Роспуск на этой почве крестьянского сочувствия к ней не привлек бы, и это она хорошо понимала.

Потому даже и в этой специальной группе законов правительству нельзя было серьезно опасаться принципиального противодействия Думы; но говорю уже о том, что до решения этого вопроса не дошли еще даже в комиссиях.

* * *

Коснусь последней группы законов, а именно законодательных мер, уже осуществленных по 87-й ст. Основных законов. Законы, внесенные в Думу для их закрепления, находились в особенном положении.

Когда Столыпин, приглашая общественных деятелей в свой кабинет, указывал, что хочет использовать 87-й ст. для удовлетворения некоторых потребностей населения, а они возражали, что он не имеет права этого делать без Думы, я в этом разномыслии был согласен со Столыпиным (глава V). Я не могу ему ставить в вину, что он не хотел дожидаться созыва Думы. Но, пользуясь выгодами, которые эта статья правительству давала, он шел и на риск. Он должен был учитывать настроение будущей Думы. Если она законов его не одобрит, введенные им меры падут. Неудобство этого порядка было правительством испытано в 4-й Думе, которая не захотела одобрить закона о Министерстве народного здравия, уже созданного им по этой статье.