Пленницы судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Анисимов cтр.№ 67

Неслучайно Анна в 1832 году перенесла прах отца и его братьев из мавзолея подмосковного имения Отрада в Юрьев монастырь и там отмаливала их грехи, жертвуя и жертвуя богатства Орловых обители Фотия. При этом Фотий порой бесцеремонно требовал у Орловой все новых и новых денег и драгоценностей для монастыря.

В 1838 году Фотий, болевший какой-то странной гнойной хворью, умер на руках Орловой и был похоронен в построенной графиней церкви Похвалы Богородице, в особом склепе, где возле белоснежного мраморного саркофага Фотия Орлова приготовила мраморный саркофаг и для себя. Это было так странно и даже кощунственно: известно, что по традиции все настоятели этой одной из древнейших русских обителей находили вечный покой под полом священного Георгиевского собора. Сама же Орлова в 1848 году наконец тайно постриглась в монахини под именем Агния, но, как и раньше, продолжала жить двойной жизнью — оставалась фрейлиной и была монахиней. Она отличалась крепким здоровьем, никогда не болела, но 5 октября 1848 года, после чаепития в келье игумена Мануила, скоропостижно и непостижимо скончалась. Вскоре ее похоронили, согласно ее воле, возле праха Фотия. По ее завещанию почти три миллиона рублей было пожертвовано 340 монастырям России (!), а все ее наследство достигало 45 миллионов рублей. Некоторым внезапная смерть Орловой кажется странной и, в сочетании с находками чекистов, наводит на жутковатые размышления... Как бы то ни было, долгие годы туристам показывали обломанный железный крест за пределами закрытого советской властью Юрьева монастыря у церкви Благовещения на Мячино и говорили, что там, в одной могиле, в 1930-е годы были вместе закопаны выброшенные из своих гробниц чекистами тела Фотия и Анны Орловой. Теперь уже мало кто может показать это место. Юрьев же монастырь, после полусотни лет разорения и запустения, вновь оживает: обитель постепенно возрождается, слышен стук молотков кровельщиков на куполах разоренной церкви Похвалы Богородицы, некогда возведенной на средства графини Орловой-Чесменской.

В начале XIX века подряд три несчастья потрясли династию Романовых: весной 1801 года в результате переворота был убит заговорщиками Павел I, почти одновременно с ним в Венгрии умерла Александра Павловна — старшая дочь императора Павла и императрицы Марии Федоровны, а в 1803 году скончалась еще одна их дочь — Елена Павловна. Смерть двух дочерей потрясла вдовствующую императрицу Марию Федоровну и вступившего на трон в 1801 году ее старшего сына императора Александра I.

Прежде чем выдать замуж третью дочь — Марию, императрице-матери стоило подумать — неужели и эта, так же как ее сестры, уедет, чтобы умереть! Не такое будущее дочерей мечталось их матери. Впрочем, глядя на Марию, сердце императрицы успокаивалось — девушка была совсем не похожа на субтильную Сашу и Элен. «Мария. Вот этой надо было родиться мальчиком, — писала 18 сентября 1790 года Мельхиору Гримму Екатерина II, — привитая ей оспа совсем ее изуродовала, все черты лица погрубели. Она сущий драгун, ничего не боится, все ее склонности и игры мужские, не знаю, что из нее выйдет. Любимая ее поза — упереться обоими кулаками в бока и так она расхаживает».

Да, Мария не была похожа на своих ангелоподобных сестер, и, может, поэтому она, родившаяся в 1786 году, стала любимицей своего отца Павла Петровича: характер у девочки был батюшкин — решительный, вспыльчивый... Но Мария не выросла драгуном, не стала подобием Надежды Дуровой. Генеральша Ливен — незаменимая воспитательница всех царских дочерей — обломала неподатливую природу Марии, и вся огромная энергия девочки вдруг нашла выход в музыке. И вот Екатерина написала Гримму снова: «Вечером я отправляюсь на домашний концерт. Елизавета (жена Александра Павловича, будущая императрица. — Е. А.), Александра и Елена будут петь, а аккомпанировать им на фортепиано будет Мария, которая удивительно любит музыку... Сарти (придворный композитор. — Е. А.) говорит, что у нее замечательный музыкальный талант, и, кроме того, она очень умна, имеет способности ко всему и будет со временем преразумная девица...»

На этот раз императрица попала прямо в точку. Она не дожила до того момента, когда музыкальная и умная Мария стала звездой одного из самых блистательных интеллектуальных салонов в Европе. Это был салон при герцогском дворе в Веймаре...

Удивительное это место в Германии. Крошечное Великое Саксен-Веймарское и Эйзенахское герцогство само по себе было незначительно в политическом и экономическом смысле, а сколько важных для мира, Германии событий, столько великих имен осталось в его истории! Все, может быть, началось с того дня в 1708 году, когда в местную капеллу на должность органиста был приглашен молодой Иоганн Себастьян Бах. А до него придворной капеллой руководил выдающийся композитор и органист Георг Телеман. А потом в Веймаре появилась прелестная герцогиня Анна Амалия, рано овдовевшая и сделавшая свой крошечный провинциальный двор в городке на берегу озера Ильма средоточием высокой культуры. Потом ее дело продолжил сын Карл Август и особенно — его просвещеннейшая супруга Луиза — свекровь нашей Марии. «Веймар, — писал князь Мещерский в 1808 году, — назывался германскими Афинами. Философы, поэты, художники, литераторы толпились вокруг принцессы Амалии, женщины великого ума и возвышенного сердца. Она была волшебницей, привлекавшей и вызывавшей гениев. То была германская Медичи, которая заимствовала у своих итальянских совместниц одни их добродетели». Это истинная правда! В Веймаре поселился основатель немецкого Просвещения Кристоф Виланд, а потом сюда пригласили историка Иоганна Гердера и — самое главное — великого Иоганна Вольфганга Гёте. Он прожил в Веймаре шестьдесят лет! Тут он получил полную свободу для творчества. Руководя Веймарским театром, он писал, что герцог «нисколько не связывал мне рук и предоставил мне полную свободу распоряжаться и действовать. Я не обращал внимания на великолепные декорации и блестящие костюмы — я обращал внимание на хорошие пьесы... Хорошими пьесами я поднимал актеров. Ибо разучивание прекрасного и постоянное упражнение в прекрасном неизбежно поднимают человека». А еще через несколько лет Веймарский двор радостно встречал второго титана немецкого Просвещения — Фридриха Шиллера. Его-то пьесы и стал ставить Гёте. Что это значит? Представим себе маленький русский город вроде Звенигорода или Порхова. В нем, в одно время и даже под одной крышей, встречались, дружили и творили бы одновременно Пушкин, Лермонтов, да иногда к ним бы заглядывал из своей Званки Гавриил Державин, чтобы посмотреть новую пьесу Гоголя, которую поставил Пушкин, или послушать музыку Михаила Глинки... Вот что значит для немецкой культуры Веймар того времени! Гёте в шутку говорил, что в Веймаре живет десять тысяч поэтов и несколько жителей. Только что-то не могу представить, чтобы в Порхове, на берегу Шелони, стоял уютный дворец Виттум, куда бы каждую первую пятницу месяца приглашали на музыкальные и литературные вечера всех этих гениев.

В этот оазис культуры и попала наша Мария Павловна. В 1804 году ее выдали замуж за внука Анны Амалии, наследного принца Карла Фридриха. По мнению Марии Федоровны, как и все предыдущие женихи ее совершенных душой и телом дочерей, он был малым добрым, но все-таки «слишком прост умом». Его провинциальная неуклюжесть смешила всех при роскошном русском дворе, но он был трогательным и милым, и Мария без колебаний пошла за него, хотя впоследствии многие замечали неравенство этой пары — рядом с умной, тонкой и деятельной Марией Карл Фридрих поражал утонченных гостей веймарского двора своей глуповатостью и инертностью. Вообще с тех пор, как старшие дочери Александра и Елена были выданы замуж без особого их согласия, Мария Федоровна в матримониальных делах выдвигала обязательное условие: слово невесты — решающее.