Рабочее самоуправление в России. Фабзавкомы и революция. 1917–1918 годы - читать онлайн книгу. Автор: Димитрий Чураков cтр.№ 62

Страница

Негативные явления распада народных традиций совестливого отношения к труду находили своё непосредственное выражение в падении дисциплины труда. Эта проблема также досталась большевикам от Временного правительства, но после Октября проблема борьбы за трудовую дисциплину быстро становится одной из центральных для выживания нового режима¹²¹. По сравнению со временем после Февральской революции, в первые месяцы существования Советского государства негативные явления в этой сфере усилились. Обстановка тех дней хорошо передана в воспоминаниях Струмилло на примере Трубочного завода. Поразившая предприятие агония открывала взгляду удручающее зрелище. Покидавшие цеха люди, ещё вчера «сознательные рабочие», прихватывали всё, что «плохо лежало»: части станков, инструменты, материал, срезали части приводных ремней, – словом, любую мало-мальски пригодную в личном хозяйстве вещь. Часть мастеровых и рабочих, понимавших, что гибель завода – это также их гибель, поскольку они лишаются всех средств существования, пыталась как-то организовать сопротивление разгрому. Но слушать увещевания никто настроен не был¹²². Среди проявлений недисциплинированности рабочих лидирующее положение продолжали занимать прогулы. По данным, собранным ЦК профсоюза металлистов в начале 1918 г., они составляли: 31% в Сормове, 42% в Мытищах, 50% в Коломне, в то время как в 1916 г. тот же показатель составлял в среднем всего 8 процентов¹²³. В кожевенной, деревообделывающей, текстильной промышленности были широко распространены кражи¹²⁴. О серьёзных масштабах воровства на текстильных предприятиях вынуждена была писать даже центральная большевистская пресса¹²⁵. Неблагополучно в этом отношении складывалась ситуация также на предприятиях пищевой промышленности. Хищения были широко распространены также в табачной промышленности. Не редкостью кражи были и там, где, по убеждению большевиков и прочих социалистов, концентрировались наиболее сознательные пролетарии – на металлургических и оружейных заводах¹²⁶. Широко распространены были случаи захватов рабочими предприятий, распродажи ими заводского имущества и готовой продукции с целью перераспределения вырученных средств между собой¹²⁷. Как писал в те дни М. С. Ольминский, многие рабочие мыслили простыми категориями: «поскорей бы урвать побольше и куда-нибудь уйти»¹²⁸.

Подрывали трудовую дисциплину и явления несколько иного рода. Прежняя советская историография справедливо, но подчас преувеличенно выискивала позитивные перемены в массовой психологии и поведении рабочих, вызванные революцией¹²⁹. Но происходили трудно обратимые перемены и совсем иного рода. На протяжении нескольких месяцев от февраля к октябрю 1917 г. заводские цеха словно превратились в рабочие клубы, где шли нескончаемой чередой собрания, конференции, проводились митинги. Многие проблемы, в том числе связанные с повышением своего материального достатка, рабочие привыкали решать, не форсируя трудовые усилия, а митинговым напором, настолько уверовав в естественность такого положения вещей, что когда министр труда Временного правительства М. И. Скобелев попытался ограничить хотя бы деятельность в рабочее время фабрично-заводских комитетов, как мы помним, это вызвало настоящий шквал протестов со стороны рабочих. Находясь в оппозиции, большевики всячески поощряли рост «политизации» рабочих (за которой не так редко скрывалось элементарное нежелание работать).

После Октября если что-то и меняется, то совсем не в сторону стабилизации. Официальная пропаганда внушала рабочим мысль об их «классовой исключительности», твердила им, что теперь они – «победители», «новые хозяева страны». И рабочие охотно верили официальной пропаганде, увлекаемые потоком советских декретов и «правденских передовиц»¹³⁰. Вместе с тем складывавшаяся ситуация таила в себе для нового революционного режима немало опасностей. Очевидцы пишут о весьма превратном «понимании» многими рабочими себя в качестве «хозяев» своих предприятий. Даже в советской историографии происходившее нашло определённое отражение, получив название «митинговщины». Н. К. Крупская вспоминала: «Революция сбросила десятников, подмастерьев, вечно понукавших рабочих, ругавших их, дававших зуботычины. И рад был рабочий, что никто его не понукает, что, когда он устал, может он посидеть, покурить. В первое время заводские организации очень легко отпускали рабочих с фабрики на разные собрания. Помню такой случай. Пришла ко мне раз в Наркомпрос работница за какими-то справками, разговорились. Я ее спрашиваю, в какой она смене работает. Думала, в ночной, потому и могла прийти в Наркомпрос днем. «У нас никто сегодня не работает. Вчера общее собрание было, у всех дел домашних много накопилось. Ну и проголосовали не работать сегодня. Что же, мы теперь хозяева». Теперь, когда 18 лет спустя рассказываешь это товарищам, им этот факт кажется мало правдоподобным, не характерным. А между тем для начала 1918 г. этот факт был характерен»¹³¹. Ещё более впечатляющую картину, царившую в то время, рисовал Струмилло. На приютившем его Трубочном заводе, как и на многих предприятиях города, в цехах целыми днями шли митинги. С утра до вечера все говорили и слушали тех, кто говорит, аплодируя оратору, выступавшему в данную минуту, забыв о предыдущем ораторе и одинаково хлопая и одобряя всех, кто готов был подстраиваться под настроения толпы. А настроение толпы было «рви, где можно и что можно», – иронично пишет Струмилло и добавляет: «и это в головах рабочих казалось повальным». Администрация Трубочного уже давно устранилась от происходящего на заводе, технический персонал также ни во что не вмешивался, чувствуя себя растерянным и неспособным повлиять на массу. «Да и кто бы их послушался? – задаёт риторический вопрос Струмилло. – В лучшем случае не обратили бы внимания, а то и обругали бы корниловцем и контрреволюционером»¹³².

Тесно связан с проблемой дисциплины на рабочем месте был вопрос качества и производительности труда. Один из руководителей экономической политики большевиков А. Ломов признавал, что ноябрь-декабрь 1917 г., а также начало 1918 г. были отмечены «значительным падением производительности труда»¹³³. Так, ощутимо по сравнению с дореволюционным временем упало производство винтовок на Ижевском заводе, в то время как на Сестрорецком заводе оно и вовсе прекратилось¹³⁴. В отдельные периоды 1918 г. снижалась производительность труда в главных железнодорожных мастерских Николаевской железной дороги¹³⁵. Пережив краткий период подъёма, к марту 1918 г. производительность труда снизилась на Охтинских пороховых заводах¹³⁶. С горечью отмечали падение производительности труда на своём предприятии рабочие Семянни-ковского завода¹³⁷. Определённое падение производительности труда наблюдалось в летние месяцы 1918 г. на заводе Новый Лесснер, в июне-августе того же года уменьшается производство продукции в связи с падением производительности труда на Сампсониевской мануфактуре. Отмечались тенденции снижения производительности труда на Ликинской мануфактуре. Приходится признать, что подобного рода явления носили не эпизодичный, а всеобщий характер. В целом по стране падение производительности труда началось ещё после Февральской революции, как и другие негативные моменты развития промышленности усилившись после Октября. Так, в 1917 г. производительность труда в промышленности составляла 67% от уровня 1913 г., а в 1918 г – 34%. Валовая продукция на одного рабочего в год в 1917 г. равнялась 1482,1 довоенных рубля, ав1918г. – уже 917,3, что составляло 61,9% от уровня 1917 г. По отдельным отраслям производства к 1918 г. картина падения индивидуальной производительности рабочих может быть показана следующим образом¹³⁸:

Страница