Девочка, которая умела летать - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Форестер cтр.№ 35

– Вы, должно быть, чрезвычайно им гордитесь!

– Да, да, благодарю вас. – Эбигейл улыбалась, поворачиваясь к гостю, сидевшему справа от неё. – Вы знаете, мистер вице-президент, наш малыш Конни уже знает наизусть всех президентов и все государства. Не чудо ли для двух лет, как вы думаете? Конечно, моё родовое древо включает и Галилея, и Ньютона, но разве это релевантно? И всё же кровь не вода. Няня, почему у Конрада закрыты глаза? Няня? О, снова открыты. Конни, дорогой, назови гостям государства мира и их столицы. – Эбигейл с гордостью держала ребёнка, пока он не заканчивал перечисление, после чего гости аплодировали, а няня уносила ребёнка туда, где его было не видно и не слышно, и о нём не вспоминали, пока он не требовался для следующего приёма или фотографии.

В возрасте шести лет дорогой малыш Конни сорвал своё запланированное выступление на ежегодном приёме в честь Дня благодарения, начав расспрашивать отца о вопросах внешней политики в присутствии китайского посла.

То, что поначалу было милым развлечением, обернулось для семьи неловкостью и головной болью. У Конрада был насколько исключительный ум, что ни один учитель не мог не то что превзойти его, но и просто сравняться, а ни одна из школ, и особенно из числа лучших, не готова была его принять. Конрад начал – по словам лучшего детского психолога в Вашингтоне, округ Колумбия, стоимость консультации – от пятисот долларов в час – «вести себя импульсивно». В семь лет импульсивное поведение малыша Конни вылилось в то, что он взломал главный компьютер министерства обороны и удалённо перепрограммировал находящийся на орбите спутник, вооружённый ядерными боеголовками. Когда ЦРУ проинформировало Овальный кабинет, президент решил, что его не вполне устраивает то, что семилетний ребёнок хозяйничает в ядерном чемоданчике. Не желая улаживать это осложнение, Эбигейл и Конрад Харрингтон по собственной охоте и без лишних вопросов передали малыша Конни доктору Хуллиган, едва та появилась на их пороге, и тем самым ловко избежали политического резонанса.

Кстати говоря, спутник, из-за которого началась заваруха, усилиями Конрада получил новую траекторию, что позволило ему избежать столкновения с русской космической станцией, слегка отклонившейся от своей орбиты. Никто, в том числе и президент, не стал придавать этому незначительному факту какое-либо значение.

Способности Конрада были для него одновременно и благословением, и проклятием. Он быстро и с относительной лёгкостью разобрался во лжи доктора Хуллиган и понял истинную природу У.Р.О.Т. К сожалению, интеллект также сообщил ему, что он не в силах ничего изменить. Противостояние Конрада и доктора Хуллиган было равным: ум одного против системы безопасности, агентов, научных исследований и химических препаратов другой. Не будь родители Конрада такими крупными фигурами в политике, доктор Хуллиган с готовностью применила бы самые радикальные средства реабилитации из своего арсенала, но в случае с Конрадом у неё были связаны руки.

Конрад не мог сбежать. Доктор Хуллиган не могла сделать его нормальным. И вот год от года и до бесконечности из этого замкнутого круга не было выхода. Конрад не мог думать ни о чём, кроме побега. Всё остальное не имело значения. Но побег был совершенно невозможен.

Четыре года Конрад оставался погребённым заживо на тринадцатом уровне и терзался неописуемой агонией. Его мыслительный процесс не прекращался ни на минуту, анализируя, создавая, решая, вычисляя и набирая мощность лавинообразно, громадными скачками. Днём и ночью его разум продолжал свою бесперебойную работу, но найти ей приложение Конрад не мог (об этом позаботилась доктор Хуллиган) и не мог её остановить, и мысли его кипели – бурный поток интеллектуальной мощи бил в слабую плотину его телесности, требуя выхода. Год от года он вёл существование вечно голодного пса, посаженного на цепь во дворе и мучимого палящим солнцем, отсутствием тени и воды; от боли и напряжения Конрад сделался мелочно-злобным.

Конрад Харрингтон знал, что если он не выберется на свободу, причём скоро, то сойдёт с ума. А побег был абсолютно невозможен.

Пока не появилась Пайпер Макклауд.

Летунья была чем-то настолько маловероятным, настолько выходящим за рамки обыденного, что она-то и нужна была Конраду, чтобы план бегства сработал. В тот миг, когда он увидел, что Пайпер может летать, он обрёл надежду. Он тщательно всё спланировал и учёл любую возможность, кроме одной – что Пайпер откажется бежать без остальных.

«Как можно быть настолько – колоссально! – глупой?! Неужели она не понимает?!»

Хуже того, у Пайпер создалось ложное впечатление, будто они теперь друзья. Каждый вечер, после того как воспитатель Толле завершит ночной обход и только Конрад засядет за план побега, Пайпер взяла манеру залетать в его окно и трещать, не смолкая, обо всём, что придёт ей в голову. (Да, есть информация, которой страшатся даже гении вроде Конрада.)

– Я увидела, как Вайолет ест тот шоколадный кекс за обедом и едва не лопнула, так мне хотелось её предупредить. Как думаешь, мы ведь скоро уже сможем им всё рассказать? – Пайпер сидела на кровати Конрада и осторожно гладила Себастьяна, которого держала в ладонях. Крохотный чёрный сверчок совершенно оправился и с удовольствием прыгал между пальцами Пайпер.

– Ммм, – промычал Конрад, не особо вслушиваясь.

– Знамо дело, я здесь уже веки вечные, а по совести сказать, словно меня тут и не было. Будто кто взял и вынул мне глаза из глазниц, и я ходила, слепая, как сыч. А ведь и ежу ясно, что тут полная ерунда творится. Ведь мы только и делаем, что плетём корзины и – снова-здорово – зубрим одни и те же имена и даты. Знамо дело, мы при деле, но ведь и не учим ничего, и не делаем ни шиша полезного. Это не по мне. И вот что я скажу, когда я увидела то, что увидела, и ты сказал мне то, что сказал, у меня было просто ужасное чувство вот здесь, – Пайпер ткнула себя в грудь. – Ведь хочется доверять людям и верить во что-то, а если ты не можешь, то и жизнь не в радость. Именно так я чувствовала. Словно просвета нет. Но чем дольше я кумекала, тем крепче решала, что, ладно, есть плохие люди, но есть и другие, хорошие. Так что я думаю, что ни за что теперь не брошу летать. И мне плевать, кто что скажет. Есть такие вещи, которые нужно сберечь для себя самой, кто бы ни просил и как бы ласково ни упрашивал. И не важно тогда, дурные те люди или хорошие, потому что ничего они мне не сделают, коли я сама не позволю. Понимаешь, о чём я?

– Ммм.

– Я уж вижу, как упорно ты работаешь, Конрад. И я собираюсь тебе помочь, если ты мне скажешь, что делать. – Конрад не отвечал. – От меня уйма пользы, только дай мне шанс. Даже мама говорит, что я чищу кукурузу быстрее всех, а она на похвалу куда как скупа.

Конрад не только сомневался, что от Пайпер может быть помощь, кроме как в полёте, но и твёрдо был убеждён, что она – лишь дополнительная обуза. Поэтому когда следующим же вечером Пайпер, вся взбудораженная, приземлилась в его спальне и торжественно объявила, что придумала, чем помочь, Конрад приготовился к худшему.

– Я размышляла о том, как ты объяснил про доктора Хуллиган и про то, как она уговаривает нас не пользоваться своим даром. Как она так всё перетолковывает, что мы решаем, что мы и не хотим его больше. И не используем. Выходит, если мы снова захотим использовать свой дар, так и станем, верно? И тогда я стала думать, как бы заставить остальных захотеть этого, и тут же придумала. Прямо сразу. Им нужно мечтать! Ну, знаешь, придумать, что они станут делать со своим талантом, и хорошенько раззадориться, и тогда им захочется последовать за мечтой.