Москва и татарский мир - читать онлайн книгу. Автор: Булат Рахимзянов cтр.№ 71

Даже агрессивные действия со стороны представителей вышестоящей стороны могли прощаться нижестоящей стороной. Причиной тому была иерархичность отношений.

Отпуск Москвой крымской знати происходил постоянно: калга султан Ахмед бин Менгли-Гирей писал Михаилу Тучкову в 1515 г.:

Москва проявляла недвусмысленную осведомленность о самых разных нюансах татарской политики на всем позднезолотоордынском пространстве. То, насколько хорошо она знала татарский политический мир изнутри, иногда просто поражает своей детальностью. К примеру, в материалах несостоявшегося посольства от Ивана III к хану Менгли-Гирею бин Хаджи-Гирею от февраля 1503 г. великий князь предлагал такие советы крымскому хану по поводу потенциальной ситуации, при которой большеордынский хан Шейх-Ахмед бин Ахмед со своим братьями и военными силами союзных ему на тот момент ногаев начнет кочевать на крымской стороне Волги, и Менгли-Гирей будет вынужден их «пасти» (т. е. держать от них перманентную оборону, и не сможет вследствие этого выдвинуться в поход на Литву, о чем просила Москва):

Великий князь предлагал хану послать на Литву тех большеордынцев (на тот момент уже «крымцев»), которые перешли к нему на службу после политической ликвидации Большой Орды в 1502 г., сменив сюзерена с Шейх-Ахмеда на Менгли-Гирея. Однако — и об этом прекрасно знала Москва — их преданность новому патрону была далеко не безусловной. Они могли и вновь перекинуться к Шейх-Ахмеду, окажись удача вновь на его стороне (чего, видимо, не исключала ни одна из сторон, задействованных в ситуации). Чтобы исключить такие нежелательные и для Москвы, и для Крыма колебания бывших подданных Большой Орды, великий князь предлагал их нейтрализовать, заняв походом на Литву. Восстановление Великого Улуса с его исконными правителями в лице потомков Кучук-Мухаммеда в таком случае было бы почти исключено, а Москва также достигала и своей локальной цели — вечного «воевания» Литвы чужими руками.

Данный пассаж, помимо всего прочего, демонстрирует нам и ошибочность суждений о предопределенности падения Большой Орды всем ходом политической истории Дешт-и-Кипчака XѴ в., и неадекватность встречающегося иногда мнения о последнем хане Улуса как о «жалком наследнике прежнего величия предков». Как видим, современникам тех событий он представлялся вполне реальной и достаточно грозной силой, способной взять реванш. В начале XѴI века, в отличие от более позднего периода, никто не знал, какая ветвь единой династии потомков Джучи, крымская или сарайская, в итоге финально овладеет общеордынским троном.

Показывая отличное знание внутренней политической иерархии ногаев, Иван IѴ писал бию Дин-Ахмеду бин Исмаилу в 1576 г. — при разборе дела о «бесчестье» над московскими послами в Ногайской Орде, совершенном мирзами Динбаем бин Исмаилом («Тинбаем») и Ураз-Мухаммедом («Урмагметом»):

Вновь обнаруживая хорошее владение политической ситуацией у ногаев, в качестве ответа на запросы Дин-Ахмеда относительно отпуска обратно в Ногайскую Орду ранее отъехавших в Москбу Эля бин Юсуфа, Айдара бин Кутума и его брата Али бин Кутума, в 1576 г. Иван IѴ писал:

Некоторые персоны были «невозвращенцами» — они были нужны самой Москве.

Москва не просто хорошо знала татарский мир изнутри, она активно участвовала в нем в том числе и «виртуально», домысливая и дорисовывая за реальных игроков их действия, подсказывая им мысли, ласкающие уши обеих сторон.

К примеру, для оправдания уже совершенных нежелательных действий своих потенциальных союзников Москва изобретала хитроумные формулы. Московские послы от имени Василия III говорили молодому крымскому хану Мухаммед-Гирею бин Менгли-Гирею в 1515 г., «объясняя» его набеги на московские «украйны», происходившие при его отце:

Конечно же, он был не виноват, всего лишь дезориентирован по молодости лет «лихими людьми», — подсказывала ему Москва возможную легитимацию своих действий:

В сказочной картине, заботливо нарисованной Москвой, юный будущий хан не только не желал идти на московские «украйны», но еще и упрашивал своего отца, хана Менгли-Гирея, не посылать его в эти походы (видимо, московское око было воистину всевидящим, раз могло «разглядеть» такие подробности). Однако молодой Мухаммед-Гирей не смог отговорить алчного до наживы отца, что, естественно, не является его виной. Он сделал все, что было в его силах. Виновником ситуации был его покойный отец (с мертвых, как известно, спросить нечего). Некоторые писатели-фантасты могли бы позавидовать служащим московского дипломатического ведомства, сочинявшим данные истории. Остается только надеяться, что вознаграждение за их титанический труд оправдывало вложенные ими усилия.

Многие моменты дипломатической переписки Москвы с татарским миром позволяют говорить о некоторых существенных маркерах включенности Московского государства в степную политику, иногда малозаметных, но при этом достаточно характерных для всего дискурса отношений «Москва — позднезолотоордынские государства». Для начала я приведу вновь отдельные свидетельства источников, чуть ниже постараюсь выйти на более широкие обобщения.