Москва и татарский мир - читать онлайн книгу. Автор: Булат Рахимзянов cтр.№ 72

Тексты буквально пестрят информацией о бесконечных консультациях между первыми лицами Москвы и татарских государств по самым различным вопросам. Важное место среди этих вопросов, особенно для периода Средних веков, занимали проблемы сватовства, то есть обустройства семейной жизни своих детей. Через институт брака средневековые правители «привязывали» к своей политике лидеров близлежащих, нужных им территорий. Согласно дипломатической переписке, московский великий князь выступает как важный советчик глав татарских государств в «делах сердечных».

Так, к примеру, в посольстве от Ивана III казанскому хану Мухаммед-Эмину бин Ибрагиму от 1489 г. великий князь не рекомендует хану выдавать сейчас замуж его (хана) сестру за сына ногайского мирзы Ямгурчи бин Ваккаса, мирзу Алача, так как великий князь «изымал» «Ямгурчеева… человека Тувача» ради «дела» Мухамед-Амина, и «не пригоже тобе в ту пору своей сестры давати»⁹²⁵, советовал казанцу Иван III.

В посольстве к Ивану III от брата Ямгурчи, ногайского бия Мусы бин Ваккаса от 1490 г., человек Мусы сообщает, что ранее казанский хан Мухаммед-Эмин бин Ибрагим отправлял к Мусе посланца, чтобы обсудить возможность женитьбы Мухаммед-Эмина на его дочери; с тех пор прошло два года, но дело не сдвинулось с мертвой точки. Муса вновь послал своего человека к Мухаммед-Эмину, однако дополнительно — в качестве «усилительной» меры — он просил применить «административный ресурс» и московского великого князя:

Московский правитель был связан со степной элитой различными связями «образного родства»⁹²⁷. Однако приобщиться к этим связям пытались и ближайшие родственники татарских правителей, непосредственно не задействованные в политической игре, а именно их жены, дети и т. д. (имеются в виду родственники, не участвовавшие в активной политике).

В числе прочего переписка великого князя Ивана III с ногайскими мирзами за 1490 г. содержит и письмо от жены мирзы Ямгурчи бин Ваккаса (ее имя неизвестно) к московской великой княгине, жене Ивана III, о принятии между ними «братства»: «С тобою мне братство приняти лзе ли?» — вопрошает жена ногайского правителя⁹²⁸. Правда, тут же вскрывались причины этой просьбы о «братстве» (точнее было бы сказать — «сестринстве», но источники такого термина «образного родства» не знают): явно обнаруживая свои меркантильные интересы, жена мирзы продолжала:

Часто в письмах встречаются и «дружеские» запросы сторон. В посольстве от крымского хана Менгли-Гирея бин Хаджи-Гирея к Ивану III от января 1493 г. его сын Мухаммед-Гирей, в будущем также крымский хан, как само собой разумеющееся просил великого князя:

Какие-то неявные, вскользь проговариваемые намеки на «дружбу», общность интересов и намерений, единство системы, в рамках которой функционируют обе стороны, постоянно проступают в дипломатических текстах. Касаясь инцидента с посольством от молдавского правителя к Ивану III, в составе которого были и московские люди (когда оно было сначала ограблено «черкасцами», затем же «полон» у черкасов был отбит людьми Менгли-Гирея, которые в дальнейшем не отдали московским представителям опознанного ими имущества), великий князь просил хана отдать москвичам их «кони и рухлядь и с телегами» и прибавлял:

Льстя Ивану IѴ, ногайский мирза Урак бин Алчагир писал московскому великому князю в 1536/37 г.:

В данном пассаже отражается следующая мысль мирзы: я (Урак) служу тебе (Ивану IѴ), я являюсь твоим резидентом, я предан тебе настолько, что предаю своего отца и дядей.

Иногда великий князь выступал в роли своеобразного степного арбитра, внешнего судьи для татарской элиты. Московский посол в Ногайскую Орду Михаил Колупаев, отправленный в декабре 1562 г., должен был говорить бию Исмаилу бин Мусе о беглых мирзах Якшисаате бин Мамае, Ислам-Гази и Мухаммед-Куле:

Важным маркером размытости границ между татарским миром и Москвой служила пропагандируемая последней стороной веротерпимость. В дипломатической переписке с ногаями в 1563 г. появляется даже ее признание:

Москва всегда тщательно подчеркивала уважение к конфессиям в присоединенных землях. Казань и Астрахань взяли

Московский посол в Османскую империю И. П. Новосильцев, посланный в 1577 г., заявлял в своей речи к турецкому паше: