Русский ориентализм. Азия в российском сознании от эпохи Петра Великого до Белой эмиграции - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Схиммельпеннинк ван дер Ойе cтр.№ 73

Литературные успехи Сенковского подтолкнули его следовать по новому карьерному пути. В 1834 г. он становится одним из основателей «Библиотеки для чтения» – популярного ежемесячника, прообраза «толстых журналов». Это энциклопедическое ежемесячное издание объемом более сотни страниц было заполнено новостями, научными статьями, литературными и критическими произведениями, оно стало основой интеллектуальной жизни России XIX в. «Библиотека для чтения» на протяжении многих лет приносила весомый доход, здесь публиковались почти все сколько-нибудь известные писатели – от Пушкина до Достоевского. Одновременно публиковавшиеся в этом издании рецензии, многие из которых писал лично Сенковский, не жалели ядовитых стрел для любого автора. Откровенно коммерческие цели «Библиотеки для чтения» вкупе с ее консервативными политическими установками сделали ее издателя одним из главных жупелов для интеллигенции. Многие с удовольствием подписались бы под суждением одного из литераторов о Сенковском: «…клоун словесности… причудливый ориенталист и лингвист, плагиатизирующий новеллист, придворный шут и критик, самая противоречивая фигура нашей литературы» ⁷⁰³.

Сенковский, никогда не отличавшийся хорошим здоровьем, подал в отставку с обеих университетских кафедр в конце 1840-х гг., умер же он десятилетие спустя, в 1858 г. Автор противоречивых, подчас парадоксальных суждений, он стал доктором Джекилом и мистером Хайдом русской ориенталистики. Как ученый Сенковский был ведущим российским арабистом первой половины XIX в., «родоначальником петербургской школы ориенталистов», по словам Василия Бартольда ⁷⁰⁴. Однако его главное достижение состоит в том, что он познакомил русского читателя с ближневосточной литературой ⁷⁰⁵. Несмотря на все свои успехи, профессор обладал мощной склонностью к интеллектуальному нигилизму. Его злобные нападки на ученых коллег и литераторов являются одной из наименее приятных черт русской культуры эпохи Николая I.

Несмотря на постепенный отход Сенковского от преподавательской деятельности в 1830-е гг., Санкт-Петербургский университет не прекращал преподавание арабского, турецкого и персидского языков. В годы пребывания на посту министра просвещения (1833‒1849) мощную поддержку ориенталистике в университете оказывал граф Уваров. Его указ о высшем образовании 1835 г. дал возможность преподавать монгольский и татарский, но реализована она была только десятилетие спустя. Одновременно из-за сложных военных кампаний на Кавказе в учебную программу в 1844 г. были добавлены азербайджанский, армянский и грузинский языки ⁷⁰⁶.

Для преподавания азиатских языков университет часто нанимал носителей этих языков. В их числе можно упомянуть мирзу Джафара Топчибаева, взятого после разгрома университета Руничем, шейха Мухаммеда Айяда аль-Тантави, профессора из Каирского университета аль-Азхар, мирзу Казем-Бека, перса, которого переманили из Казанского университета в 1849 г. По мнению историка, за 35 лет своего существования только трое из 18 преподавателей Разряда Восточной словесности Санкт-Петербургского университета были русскими, семеро имели азиатские корни (остальные были поляками, немцами и французами) ⁷⁰⁷. Преобладание иностранцев не являлось чем-то необычным, в начале XIX в. они занимали большинство мест во всех академических учреждениях столицы империи. Уникальным было то, что многие из них приехали с Востока, а не с Запада.

Вплоть до середины века абитуриентов было немного, и по своей роли в востоковедении университет оставался в тени Казанского. Но все поменялось 22 октября 1854 г., когда Николай I подписал указ о преобразовании Разряда в отдельный факультет. Кафедры в Казани были закрыты, а большинство преподавателей и наиболее способные студенты, а также вся коллекция восточной литературы были переведены в Санкт-Петербург. Решение сосредоточить всю ориенталистику в столице было принято тремя годами ранее, но юридические склоки с Министерством иностранных дел затормозили его реализацию.

Указ Николая не был простой гримасой самодержавия. По мнению нового министра просвещения Авраама Норова, Санкт-Петербург являлся наиболее подходящим местом для преподавания азиатских языков, поскольку здесь «соединяется и больше средств наблюдения за успешным ее [ориенталистики] развитием» ⁷⁰⁸. Но истинной причиной стала растущая потребность самодержавия в знании по восточным темам, поскольку царизм по-прежнему держал курс на территориальную экспансию. Дело было не только в войне с Турцией, начавшейся в 1853 г., и в постоянных восстаниях на Кавказе. Растущая слабость династии Цин открывала новые возможности на Дальнем Востоке, на территориях по берегам Амура.

Этот шаг объяснялся еще и тем, что в 1844 г. царь приказал, чтобы каждый год пять студентов из Закавказья присылались в Санкт-Петербургский университет для учебы на переводчиков ⁷⁰⁹. Когда в середине века набор студентов в Казанском Разряде восточной словесности сильно сократился, министр просвещения начал рассматривать возможность централизовать азиатское образование, чтобы обеспечить постоянный приток хорошо подготовленных чиновников. Поэтому Санкт-Петербург и являлся наиболее подходящим городом.

Разряд восточной словесности внутри историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета первое время находился на положении младшего родственника Казанского Разряда, который стал центром изучения Азии не только в России, но, возможно, и в Европе первой половины XIX в. благодаря сильной поддержке со стороны управленцев и статусу «окна на Восток», как это видели в Казани власти. Однако к 1850 г. петербургские профессора уже заложили в столице прочную базу. Университет был уже хорошо подготовлен, чтобы примерить мантию лидера востоковедения, когда император перенес центр ориенталистики с берегов Волги на берега Невы.