Русский ориентализм. Азия в российском сознании от эпохи Петра Великого до Белой эмиграции - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Схиммельпеннинк ван дер Ойе cтр.№ 89

Утверждение хана «Я сам таков» подчеркивает один из главных идейных мотивов Бородина. Если «Слово о полку Игореве», произведение XII в., представляло половцев как «других», то в опере они предстают как отраженное «я». Один советский музыковед указывал, что в опере «Князь Игорь» Бородин «неоднократно подчеркивает это стремление к… синтезу восточного и русского» ⁸⁴⁸. Подобно композитору, в котором смешалась азиатская и европейская кровь, у «Князя Игоря» Восток и Запад являют собой две стороны одной медали. Его Азия – это не Азия в саидовском понимании «другого», а альтер эго христианской Руси. Они вместе создали Россию. И князь Игорь, и хан Кончак – предки нынешней империи. «Нигде [в источниках] не было упоминания об окончательной победе над половцами», – напоминает нам Бородин ⁸⁴⁹. Композитор ни в коем случае не стал музыкальным Скобелевым, использующим басовый ключ и четверной интервал вместо шашки и кнута для подчинения Востока. В его глазах Россия не победила Восток, а соединилась с ним подобно тому, как христианский князь Владимир Игоревич соединился в браке с ханской дочерью, язычницей Кончаковной.

Бородин не завершил свою оперу. Поглощенный другими занятиями – профессорской работой и борьбой за права женщин получать высшее образование, он мог только изредка уделять время для работы над сочинением. Как он шутил в одном письме: «Зимою я могу писать музыку только, когда болен настолько, что не имею сил читать лекций, не хожу в лабораторию, но все-таки могу кое-чем заниматься. На этом основании мои музыкальные товарищи, вопреки общепринятым обычаям, желают мне постоянно не здоровья, а болезни» ⁸⁵⁰. Опера осталась незавершенной и после 18 лет работы, когда в 1887 г. сердечный приступ оборвал жизнь композитора. К счастью, Римский-Корсаков и молодой композитор Александр Глазунов осознавали ее ценность и довели партитуру до конца.

Премьера «Князя Игоря» состоялась 23 октября 1890 г. в Мариинском театре Санкт-Петербурга. Осознавая, что император Александр III предпочитает западный стиль музыки, олицетворявшийся П. И. Чайковским, директор Мариинского театра долго сомневался, выпускать ли спектакль, и до 1917 г. состоялось менее 50 представлений ⁸⁵¹. При этом, если верить издателю А. Суворину, опера была с восторгом принята публикой ⁸⁵². Кто-то негодовал, что половцы изображены более благожелательно, чем русские, но большинство современников увидели в «Князе Игоре» патриотическое произведение, прославляющее борьбу православных славянских племен против врагов-язычников ⁸⁵³.

Бородин оценивал свое сочинение как исключительно национальную оперу, написанную для тех русских, кто хочет увидеть на сцене корни своей страны, своего народа ⁸⁵⁴. Он с большим уважением относился к азиатским корням России. Сергей Дягилев хорошо понимал это, хотя и руководствовался в первую очередь коммерческими соображениями, когда начал ставить «Половецкие пляски» и несколько арий из «Князя Игоря» (в хореографии Михаила Фокина) для парижской аудитории в 1907 г. Данной постановкой он породил на Западе моду на ориенталистский «русский стиль».

Мало кто из зрителей первых исполнений «Князя Игоря» разделял взгляды композитора на азиатские корни русского народа ⁸⁵⁵. Но уже в последующие десятилетия, вошедшие в историю под названием «Серебряный век», многие стали значительно более восприимчивы к такому взгляду на историю. На рубеже XIX‒XX вв. русская культура одновременно возвращалась к экзотике и убегала от серьезного, гражданственного реализма, доминировавшего с 1840-х гг. Освободив себя от служения прогрессу общества, писатели и художники 1890-х гг. позволили своему воображению подняться в более высокие сферы, которых они обычно избегали со времен эпохи романтизма.

Атаку на реализм начал философ и поэт Дмитрий Мережковский, опубликовавший в 1892 г. статью «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» ⁸⁵⁶. Используя форму общего исследования, в тексте Мережковский нападал на явление «удушающего мертвенного позитивизма» в русской литературе. Он призывал авторов рабски не следовать жесткой назидательности реализма, не изображать мир с «грубоватой фотографической точностью», а принять новое искусство таких авторов, как Шарль Бодлер и Эдгар Аллан По. Это новое искусство, объяснял Мережковский, покоится на трех базовых элементах: «Мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности» ⁸⁵⁷. Ни статья, ни вышедшая на следующий год книга не привлекли большого внимания. Гораздо больше для распространения идей Мережковского сделал гневный ответ ведущего критика-народника Николая Михайловского ⁸⁵⁸.

Мережковский, разумеется, переносил литературный тренд, оформившийся во Франции 20 годами ранее, прежде всего в стихах Поля Верлена, Артюра Рембо и Стефана Малларме. Получившее название «символизм» движение выступало за поэзию, которая пытается передать нечто скрытое, лежащую в глубинах космоса реальность через непрямые аллюзии, аналогии и метафоры. Важными чертами этой поэзии были экзотизм и эрудиция, но главным принципом являлась утонченная эстетика, стремящаяся задействовать все органы чувств ⁸⁵⁹.

Если реалисты верили, что могут построить лучший мир, осуждая своим искусством недостатки существующего порядка, то символисты выступали с более пессимистических позиций. Не удивительно, что слово «декаданс» – упадок стало одним из синонимов символизма. По мере того как XIX в. подходил к своему завершению, символисты видели в наступающем столетии все более мрачные предзнаменования. Десятилетия относительного мира и растущего благосостояния парадоксальным образом породили ощущение неизбежного катаклизма. Сопротивляться неизбежному бесцельно, и единственным вариантом оставалось поглощать утонченные радости цивилизации в ее золотистых сумерках ⁸⁶⁰. Это настроение эпохи Верлен уловил в стихотворении «Томление» (1883):