Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова - читать онлайн книгу. Автор: Борис Кипнис cтр.№ 73

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова | Автор книги - Борис Кипнис

Cтраница 73
читать онлайн книги бесплатно

Известно, что смрад от разложившихся тел был такой, что солдаты нередко падали в обморок, поэтому, как указывалось выше, Потемкин требовал ликвидировать батареи. В приведенной цитате письма важна скрытая мысль: «В огне сражения нам на суше так же смертельно опасно, как и вам на судах, но никто же из нас не жалуется». Снова он развивает эту тему на следующий день:

«Ваш левый фланг опирается на редуты с пехотой и пушками [670], 4 орудия крупного калибра, благодаря Горацию, будут служить значительно более полезной цели. Сегодня ночью мы их вроем в землю посредине косы. Вы меня понимаете.

Поздравляю Вас, дорогой Принц. Уже сияют в будущем следствия Вашей победы, пусть я и никудышный моряк, но сие внятно и мне. Старый Гассан вполне прикрыт своей крепостью [671]. О, как бы желал я быть с Вами на абордаже» [672].

Мысль о хоть какой-то помощи от моряков не оставляет Суворова. И 14 июня пишет он в вежливой форме, но настойчиво:

«Дорогой Принц! Большое спасибо Вашему Высочеству и их превосходительствам флагманам [673]; у нас все спокойно <…> Коли прислали бы Вы мне 6 запорожских лодок и в их числе корсара или корсаров, храбрых партизан, то-то была бы блокфорту удача…» [674]

Но если в письмах к Нассау-Зигену открыто говорить он не может, то в обширном письме О. М. де Рибасу, которому абсолютно доверяет, в письме, писанном в это же время (12–14 июня), наш герой дает волю сжигавшим его страстям. Он объявляет главными своими врагами Н. И. Корсакова, которого именует «С» и «Сэр Политик», а равно и Джона Поля Джонса:

«Касательно батареи на 4 орудия и 40 солдат я здесь знать не знал, хотя я и сам солдат бранд-вахта, и со мной следовало бы посоветоваться первым. Вы уж не мальчик и поймете причину. Три персоны тут ролю играли: 1. ах, ура-патриот, меня затмил; Сэр Политик и Поль Джонс – двое последних на вершине блаженства, противно доблести и приличиям так и сыплют наградами за грядущие услуги. Не могу же я во всем ошибаться; либо Поль Джонс у Сэра Политика на поводу идет, либо он сам мошенник, а может статься и оба. Поль Джонс бредил здесь батареей на косе, до сего времени исполнить сие не было возможно, ничего не решено, дыры латаем спустя рукава: а Полю Джонсу и на руку – оборона. Причина – с какой ему стати обжигать себе нос, он пишет мне про батарею словно министр [675] <…> Таков-то Поль Джонс; таковы же Чесменский, Войнович [676]. Чего им еще надобно? Коли по прихоти их не сбывается, сразу грозят отставкой. Не везде же одни Виллары. <…> Поль Джонс страшится варваров, служба наша ему внове, делать ничего не желает, а посему батарея – повод для проволочек или для того, чтобы сказать на мой счет, что я ничего делать не желаю. Вот тайна англо-американца, у коего вместо Отечества – собственное его благополучие…» [677]

О том, как Суворов был несправедлив в этом письме, как он ошибался, свидетельствует сам Джон Поль Джонс. Карьера его в России не задалась, и проведя три года без особых занятий, ибо после Лимана он был вынужден вернуться в Петербург, американец с сожалением о потраченном зря времени покинул русские берега. Теплую память сердца сохранил он лишь об одном русском человеке – о Суворове. Он писал, что великодушие полководца «равняется его простоте. Его кошелек открыт для всякого – одинаково достойного или недостойного человека – и он так прост, что его может обойти [678] всякий» [679]. Это важное суждение о нашем герое извлек из забвения замечательный исследователь эпистолярного наследия великого полководца Вячеслав Сергеевич Лопатин, который по вполне понятным обстоятельствам вынужден был «затиснуть» эти строки в 1986 г. в петит примечаний. Мы же открыто помещаем их здесь, считая, что они не уменьшают славы Суворова в сравнении с его собственным сиюминутным мнением о Дж. П. Джонсе. Время все расставляет по своим местам. А историк должен любить не только свою Родину, но и историческую правду. Тем более что сам герой в других же строках этого обширного письма дает и ему (письму), и себе откровенную оценку:

«Это мое зубоскальство, хотя и против моей воли. Но я достаточно тверд, чтобы ничего не утаивать. Впредь не давайте себя так ловко обманывать. Устроимся заново на прежних основаниях, от коих ныне нет и следа, а сие не на пользу службе <…> Я же как был – искренний, открытый, поздно уж мне переменяться. Противодействуйте врагу, этого достаточно. Да что там? Разве через 6 дней армия наша не будет под Очаковым [680] и флот их с суши и с лимана не обхватит? Что тогда варварам делать? Самое лучшее для них – крейсировать вдоль берегов Тавриды и тянуть время, как здесь, да вовсе не так удачно. Вот вся слава Князю и возвратитца! Будем молить Провидение о его процветании. Кончаю, не перечитываю, не переписываю…» [681]

Это письмо, что называется, из настежь открытого сердца, и пишется оно, повторюсь, человеку, которому Суворов так доверяет, что позднее другие письма к нему начинает словами «Мой интимный друг…». Нервозность, обида, чувства, обостренные большой ответственностью и большой опасностью, пристрастность, подозрительность и вдруг – по-детски ясное признание простоты и открытости своей души, которая так устала от того, что к точной цели невозможно идти прямо и ясно, а обязательно надо перебираться через завалы чужих обид и честолюбий. Поэтому-то он и видит во всех завистников и эгоистов, а одного лишь себя ощущает прямым слугой Отечества. Он уже один раз писал обо всем этом 27 мая рассудительному В. С. Попову:

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию