История Французской революции. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Луи Адольф Тьер cтр.№ 189

Учреждение Комитета общественной безопасности – Возобновление борьбы партий – Речи и обвинения Робеспьера – Ответ Верньо – Общественное мнение и ход революции в провинциях – Особое положение Бретани и Вандеи

Отступничество Дюмурье, прискорбное положение армий, близкая опасность, грозившая Революции и самой территории страны, указывали на необходимость серьезных мер и принудили собрание заняться наконец так часто предлагаемым усилением управления, сосредоточив его в руках депутатов. Перебрав несколько планов, Конвент остановился на учреждении Комитета общественной безопасности из девяти членов. Этот комитет должен был совещаться секретно. Ему поручалось надзирать за деятельностью исполнительной власти и торопить ее, даже приостанавливать действие ее постановлений, когда он считал их противными общественным интересам, с тем, однако, чтобы извещать об этом Конвент. Комитету разрешалось в экстренных случаях принимать меры к внешней и внутренней обороне, и постановления, подписанные большинством его членов, должны были приводиться в действие исполнительной властью немедленно. Комитет учреждался всего на месяц и мог отдавать приказы об аресте преступников лишь в этот период.

Членами были назначены: Барер, Дельма, Бреар, Камбон, Жан Дебри, Дантон, Гитон де Морво, Трельяр, Лакруа. Запасными членами стали: Робер Ленде, Инар и Камбасерес. Этот комитет, хоть он еще не совмещал в себе всех властей, уже имел громадное влияние: он переписывался с комиссарами Конвента, давал им предписания, мог заменять распоряжения министров своими. Через Камбона комитет держал в руках финансы, а у могучего вождя Дантона позаимствовал отвагу и влияние. Итак, по причине всё возраставшей опасности Франция скорыми шагами шла к диктатуре.

Опомнившись от ужаса, вызванного поступком Дюмурье, партии думали теперь только об одном: как бы уличить друг друга в сообщничестве с ним, и сильнейший, само собой, должен был задавить слабейшего. Секции брали на себя инициативу и в своих адресах и петициях прямо обвиняли жирондистов.

Около этого времени по наущению Марата образовалась одна сходка, еще более неистовая, нежели все прочие. Марат говорил, что до сего дня о державных правах народа шла лишь одна болтовня; что если понять его учение как следует, то каждая секция полновластна и всегда может отнять данные ею полномочия. Сумасброднейшие из агитаторов, присвоив этот принцип, стали выдавать себя за депутатов секций, уполномоченных проверять, как применяются данные ими полномочия, и сноситься со всеми муниципалитетами Республики. Эти люди называли себя Центральным комитетом общественной безопасности. Отсюда-то исходили наиболее подстрекательские предложения. Именно тут было решено отправиться всем вместе в Конвент и спросить депутатов, есть ли у них средства спасти отечество.

Эта сходка, тотчас же приковавшая к себе взоры собрания, привлекла также внимание коммуны и якобинцев. Робеспьер, несомненно жаждавший результатов восстания, но опасавшийся этого средства и трусивший перед каждым таким движением, высказался против ярых предложений, обсуждаемых на демагогических сходках черни, и продолжал придерживаться своей любимой политики: сделать всё, чтобы подорвать репутацию депутатов, будто бы изменивших своим доверителям, и погубить их в общественном мнении прежде, чем прибегнуть к другим мерам. Он любил обвинять, но боялся пускать в ход силу и предпочитал уличным восстаниям словесные битвы, потому что они не представляли опасности, а славы приносили много. Марат, который любил иногда порисоваться, изображая умеренность, обличил новое собрание, хотя оно составилось по положенным им самим началам.

Депутаты отправили комиссаров выяснить, что это за люди: чрезмерно усердные патриоты или наемные агитаторы. Убедившись в том, что это действительно патриоты, якобинцы не решились исключить их из своего общества, как это предлагалось, но составили список членов нового комитета, чтобы осуществлять над ними надзор, и предложили публично выразить неодобрение их действиям. Точно таким же образом готовилось 10 августа и заранее подвергалось разным пересудам. Все, не смевшие действовать, все те, кто не прочь, чтобы их опередили другие, не одобряют первых попыток, хоть им и хочется результатов этих попыток. Один Дантон хранил глубокое молчание и не отрекался от подпольных агитаторов. Он не любил побеждать своих противников длинными обвинениями с кафедры, он предпочитал средства прямые, действенные, тем более что в его руках таковые имелись во множестве. Неизвестно, действовал ли он сам, однако хранил грозное молчание.

Несколько секций осудили новое демагогическое собрание; секция Майль даже подала Конвенту энергичную петицию по этому поводу. Секция Бон-Нувель прочла адрес, в котором обличала как сообщников Дюмурье, Бриссо, Верньо, Гюаде, Жансонне и других и требовала, чтобы их поразил меч закона. По окончании длинного спора просители были объявлены почетными гостями, но им заметили, что собрание больше не будет слушать обвинений против своих членов и со всяким подобным обличением следует обращаться к Комитету общественной безопасности.

Секция Хлебного рынка, одна из самых яростных, составила под председательством Марата новую петицию и послала ее к якобинцам, ко всем секциям и в коммуну, чтобы все городские власти ее утвердили и одобрили и мэр Паш торжественно подал ее в Конвент. В этой петиции излагалось, что часть Конвента развращена, якшается со скупщиками хлеба и лихоимцами и находится в сообщничестве с Дюмурье и что нужно сменить всю эту часть. Пока петиция ходила из секции в секцию, Робеспьер, страстный охотник до личных дрязг, получив слово в собрании, начал против жирондистов такую едкую, позорную речь, какой еще не позволял себе никогда. Остановимся на этой речи, которая ярко показывает, как действия врагов отражались в его мрачном воображении.

По словам Робеспьера, кроме высшей аристократии, в 1789 году лишенной своих преимуществ, существует аристократия буржуазная, столь же тщеславная и деспотичная и заменившая своими изменами измены дворянства. Открытая и прямая революция ей не по душе; ей требуется король с Конституцией 1791 года, чтобы обеспечить свою власть. Жирондисты – основа этой аристократии. При Законодательном собрании они завладели министерствами через Ролана, Клавьера и Сервана; потеряв министерства, они хотели отмстить 20 июня и накануне 10 августа вступили в переговоры с двором и предлагали ему мир с условием, что власть будет им возвращена. Даже 10 августа они еще выбирали наставника для дофина, а не уничтожали монархизм. После 10 августа жирондисты снова завладели министерствами и клеветали на коммуну, чтобы подорвать ее влияние и обеспечить себе исключительное владычество.

Когда сошелся Конвент, они наводнили комитеты, продолжали клеветать на Париж и представлять этот город средоточием всяческих злодеяний, извращали общественное мнение через свои газеты посредством громадных сумм, которые Ролан отдавал на распространение самых зловредных статей. В январе, наконец, они противились казни тирана – не из участия к его личности, а из участия к монархизму.

«Эта фракция, – продолжает Робеспьер, – одна виновна в бедственной войне, которую мы теперь ведем. Она хотела этой войны, чтобы подвергнуть нас нашествию Австрии, обещавшей конгресс и буржуазную конституцию. Она коварно управляла ею и, сначала использовав изменника Лафайета, использовала затем изменника Дюмурье. Эта фракция притворилась сначала, будто находится с ним в ссоре, но ссора была несерьезной, так как потом фракция сделала его министром и выхлопотала для него шесть миллионов на секретные расходы. Дюмурье, сговорившись с жирондистами, спас пруссаков в Аргонском лесу, тогда как мог бы их уничтожить. В Бельгии он, правда, одержал большую победу, но ему это было необходимо, чтобы приобрести общественное доверие, и как только он заручился этим доверием, то начал всячески им злоупотреблять. Дюмурье не вторгся в Голландию, которую мог бы занять в первую же кампанию; он помешал присоединению завоеванных земель к Франции, и дипломатический комитет, его сообщник, всеми силами старался отстранить бельгийских депутатов, ходатайствовавших об этом. Комиссары исполнительной власти, с которыми Дюмурье обошелся так дурно, потому что они притесняли бельгийцев, все были выбраны жирондистами: они нарочно сговорились послать туда разрушителей, чтобы гласным образом восстать против них и этим обесчестить дело Республики.