История Французской революции. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Луи Адольф Тьер cтр.№ 79

Между тем император Леопольд, миролюбивый от природы, не хотел войны, зная, что она ему вовсе не выгодна; но он желал конгресса, поддерживаемого внушительной военной силой, чтобы привести к соглашению и к нескольким изменениям в конституции. Эмигранты же хотели не изменить ее, а уничтожить. Император, будучи умнее и более сведущим, знал, что нужно многое уступить новым веяниям и можно желать разве только возвращения королю некоторых прерогатив да переделки в составе Законодательного собрания, то есть учреждения двух палат вместо одной. Этого последнего проекта боялись всего более и в нем чаще всего обвиняли конституционную партию.

Достоверно то, что если эта партия в первые времена Учредительного собрания отвергала верхнюю палату из основательного опасения, чтобы в ней не засело дворянство, то опасения ее исчезли; она, напротив, питала не менее основательную надежду самой почти исключительно занять ее. Многие члены бывшего собрания, поневоле погруженные в полную бездеятельность, нашли бы в этом возможность снова вступить на политическое поприще. Итак, если эта верхняя палата не была совершенно согласна с их убеждениями, всё же она могла служить их интересам. Во всяком случае, не подлежит сомнению, что газеты часто об этом толковали и слух этот ходил всюду. Как быстро развивалась революция! Нынешняя правая сторона состояла из членов прежней левой стороны, и предметом опасений и нареканий было уже не возвращение к старинным монархическим порядкам, а учреждение верхней палаты. Какая разница с 1789 годом! И как ход событий ускорился из-за безрассудного сопротивления!

Итак, Леопольд считал возможным только вышеупомянутое улучшение. Пока его целью было затянуть переговоры и, не доводя до разрыва с Францией, внушить ей уважение твердостью. Но он не достиг своей цели благодаря самому своему ответу. Ответ этот состоял в сообщении заключений Регенсбургского сейма, который отказывался от всякого вознаграждения принцам, имевшим владения в Эльзасе. Ничто не могло быть нелепее такого отказа, потому что вся территория, подвластная одной державе, должна управляться одними законами, и если некоторые принцы империи имели поместья во Франции, то они обязаны были подчиниться лишению феодальных прав, и Учредительное собрание уже много сделало, положив выдать им за это вознаграждение. Многие из них уже вели по этому поводу переговоры, но сейм уничтожал всякие заключенные договора и запрещал принцам соглашаться на какую бы то ни было сделку. Относительно же эмигрантских сборищ Леопольд, не высказываясь насчет роспуска их, ответил Людовику XVI, что так как курфюрст Трирский может, судя по требованиям французского правительства, подвергнуться в скором времени неприятельским действиям, то предписано спешить к нему на помощь.

Невозможно было придумать ответ бестактнее этого. Он вынуждал Людовика XVI принять энергичные меры и предложить войну, чтобы не компрометировать себя. Делессар был тотчас же послан в собрание с поручением сообщить этот ответ и заявить об удивлении, которое поведение Леопольда вызвало у короля. Министр уверял, что императора, вероятно, обманули и ложно убедили его, будто курфюрст Трирский исполнил все обязанности доброго соседа. Делессар сообщил еще и ответ, данный Леопольду. Ему было объявлено, что, невзирая на ответ и приказ, отданный войскам, если курфюрсты в положенный срок, то есть к 15 января, не исполнят требования Франции, то против них будут применены военные меры. «Если эта декларация, – говорил Людовик XVI в своем письме к собранию от 31 декабря, – не произведет того действия, которого я от нее ожидаю, если Франции суждено сражаться против своих детей и своих союзников, тогда я изложу Европе правоту нашего дела; французский народ поддержит его своим мужеством, и нация увидит, что я не имею других интересов, кроме ее интересов». Слова эти, которыми король, по-видимому, соединялся с нацией в минуту общей опасности, вызвали горячие рукоплескания. Документы были отданы дипломатическому комитету для скорейшего составления по ним доклада собранию.

Королева еще раз была встречена рукоплесканиями в Опере, как в лучшие дни своего блеска и величия, и, возвратившись во дворец, радостно рассказала мужу, что публика ее приняла, как бывало прежде. Но это были последние ласки народа, некогда боготворившего ее царственную грацию. Чувство равенства, которое так долго дремало, уже просыпалось и обнаруживалось повсеместно. Кончался 1791 год. Собрание отменило прежний церемониал поздравления короля с высокоторжественным днем начала нового года. Тогда же одна депутация пожаловалась, что ей не были отворены настежь двери совета. Из этого вышел спор, оживленный до скандала, и собрание написало по этому поводу королю, опуская титулы государь и величество. В другой день один из депутатов вошел к королю в шляпе и в неприличном для такого случая костюме. Такое поведение часто было вызываемо грубостью, с которой придворные принимали депутатов, и в подобных мстительных поступках гордость одной партии не дозволяла ей отставать от другой.

Нарбонн с редкой энергией совершил свой объезд. Три армии были поставлены на угрожаемой границе. Рошамбо, старый генерал, некогда искусный в военном деле, но теперь нездоровый, брюзгливый и вечно всем недовольный, командовал так называемой Северной армией, стоявшей во Фландрии. Лафайету была отдана Центральная армия, расположенная близ Меца. Люкнер, старый воин, посредственный генерал, но храбрый солдат, чрезвычайно популярный в войсках по милости своих совершенно военных нравов, командовал корпусом, занимавшим Эльзас. Вот всё, что долгий мир и чуть не поголовное дезертирство оставили Франции по части генералов.

Рошамбо, недовольный новыми порядками, раздраженный распущенностью дисциплины в армии, беспрестанно жаловался и не внушал правительству почти никакой надежды. Лафайет, молодой, деятельный, стремившийся отличиться в защите отечества, восстанавливал дисциплину в своих войсках и преодолевал все препятствия, поставляемые ему офицерами – аристократами армии. Он созвал их всех и в благородных выражениях сказал, чтобы они лучше оставили лагерь, если не хотят служить верой и правдой; что если между ними есть желающие удалиться, то он берет на себя достать им отставку для проживания во Франции или заграничные паспорта; но уж если они хотят служить, то он от них ожидает усердия и верности. Таким образом, ему удалось установить в своей армии лучший порядок, нежели во всех других. Что касается Люкнера, то он не имел политических мнений, поэтому годился при всяких порядках, много обещал собранию и в самом деле сумел привязать к себе солдат.

Нарбонн совершил свой объезд с чрезвычайной быстротой и 11 января 1792 года уже явился в собрание отдавать отчет в своей экспедиции. Он объявил, что ремонт крепостей идет весьма успешно, что армия от Дюнкерка до Безансона представляет силу в двести сорок батальонов и сто шестьдесят эскадронов с артиллерией, необходимой для двухсот тысяч человек, и провиант на шесть месяцев. Он с большой похвалой выразился о патриотизме национальных гвардий из волонтеров и уверял, что в непродолжительном времени экипировка их будет готова. Молодой министр, конечно, поддавался иллюзиям от чрезмерного усердия, но его намерения были так честны, а труды так быстры, что собрание заглушило его речь рукоплесканиями, объявило отчет заслуживающим общественной благодарности и разослало его всем департаментам – обыкновенный способ, которым оно выражало свое уважение и одобрение.