История Французской революции. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Луи Адольф Тьер cтр.№ 93

Среди аплодисментов правой стороны и ропота левой, которая неодобрением опасениям и предусмотрительности директории явно выказывала одобрение восстанию, на кафедру всходит Верньо и просит заметить, что злоупотребление, которого прокурор-синдик пугается в будущем, уже состоялось; что несколько раз принимали вооруженных просителей и разрешали им пройти по зале; что это, может быть, было ошибкой, но нынешние просители будут вправе жаловаться, если с ними обойдутся иначе; что если они, как говорят, желают подать петицию королю, то, вероятно, пошлют безоружных просителей, и что, наконец, если уж собрание предполагает какую-нибудь опасность для короля, оно может отправить к нему депутацию из шестидесяти членов для его охраны.

Дюмоляр допускает всё, что утверждал Верньо, признает установившееся злоупотребление, но доказывает, что необходимо прекратить его, в особенности в настоящем случае, если не хотят, чтобы собрание и король явились в глазах Европы рабами опустошительной фикции. Он, подобно Верньо, требует, чтобы к королю послали депутацию, но сверх того заявляет, что на муниципалитет и директорию департамента должна быть возложена ответственность за меры, принятые для охраны законов.

Шум усиливается. Приходит письмо от Сантерра – его читают вслух среди аплодисментов трибун. «Жители предместья Сент-Антуан, – гласит это письмо, – торжествуют 20 июня. Они оклеветаны и просят, чтобы их допустили к решетке собрания, дабы опровергнуть своих поносителей и доказать, что они всё те же граждане 14 июля».

После этого Верньо отвечает Дюмоляру, что если закон нарушен, то это пример не новый, что если этому воспротивиться, то непременно возобновятся кровавые сцены Марсова поля и что в конце концов в чувствах просителей нет ничего предосудительного. «Справедливо беспокоясь о будущем, – присовокупляет Верньо, – они хотят доказать, что, несмотря на все интриги, плетущиеся против свободы, всегда готовы защитить ее».

Шум продолжается. Рамон просит слова, и требуется декрет, чтобы удовлетворить его желание. В эту минуту приходит уведомление о том, что просителей восемь тысяч.

– Их восемь тысяч! – восклицает Кальве. – А нас всего семьсот сорок пять – удалимся.

– К порядку! К порядку! – кричат со всех сторон.

Депутата Кальве призывают к порядку, а Рамона торопят говорить, так как восемь тысяч граждан ждут ответа.

– Если ждут восемь тысяч граждан, – возражает он, – то двадцать четыре миллиона французов не менее их ждут меня.

Затем он повторяет доводы, уже приведенные его друзьями правой стороны. Вдруг просители вторгаются в залу. Собрание в негодовании поднимается с мест, президент прикрывает голову шляпой, и просители послушно удаляются. Тогда собрание соглашается их принять.

Петиция, составленная в самом нахальном тоне, выражала основную мысль всех петиций того времени: «Народ готов, дело за вами. Он готов прибегнуть к крайним средствам для того, чтобы исполнить статью 2-ю Декларации прав: статью о сопротивлении угнетению. Пусть то малое число из вас, которое не разделяет ваших и наших чувств, очистит от своего присутствия землю свободы и убирается в Кобленц… Ищите причины угрожающих нам зол: если они проистекают из исполнительной власти – уничтожьте ее!..»

Президент, пообещав просителям в своем ответе бдительность со стороны представителей народа и сделав им внушение, чтобы они повиновались законам, разрешает от имени собрания пройти перед ним. Двери распахиваются, и шествие, состоящее в эту минуту из по меньшей мере тридцати тысяч человек, проходит через залу. Легко себе представить, на что способно народное воображение, когда ему дана полная воля. Впереди несут огромные столы с положенными на них экземплярами Декларации прав; женщины и дети пляшут вокруг этих столов, махая масленичными ветвями и пиками, то есть предлагая мир или войну по выбору неприятеля, и хором распевают знаменитую песню Cairn. За ними следуют рыночные носильщики, рабочие всех классов, с плохими ружьями, саблями и острыми орудиями, воткнутыми в толстые палки. Сантерр и маркиз Сент-Юрюж, уже упомянутый по поводу смут 5 и 6 октября, идут во главе всех с обнаженными саблями. Далее в стройном порядке следуют несколько батальонов Национальной гвардии с целью сдерживать толпу своим присутствием. Потом опять женщины, а за ними – еще вооруженные мужчины. На развевающихся знаменах виднеются слова «Конституция или смерть!». Рваные штаны поднимаются в воздух при кликах «Да здравствуют бесштанники!» (санкюлоты). Наконец, еще увеличивает лютость этого странного зрелища ужасная варварская эмблема: кто-то несет насаженное на пику сердце теленка, увенчанное надписью «Сердце аристократа». При виде этой ужасной эмблемы разражается общее негодование, и она немедленно исчезает, но снова появляется у ворот Тюильри.

Аплодисменты трибун, крики народа, проходящего через залу, песни, смутный гул и шум, тревожное молчание собрания – всё это составляло нечто странное и страшное даже для тех депутатов, которые видели в толпе помощницу себе. Увы, почему в эти времена раздора недостаточно рассудка! Зачем безумцы, призывая иноземные рати, принуждали своих противников принимать помощь безначальных полчищ, которыми кишат города и которые гниют и копошатся под самой блистательной цивилизацией!

Эта сцена длилась три часа. Наконец Сантерр явился снова – благодарить собрание от имени народа – и поднес ему знамя в знак признательности и преданности.

Толпа между тем хотела войти в сад Тюильри, но ворота были заперты. Многочисленные отряды гвардии окружали дворец и, протянувшись от Террасы фельянов до реки, представляли грозный фронт. По приказанию короля ворота отворили. Народ тотчас же хлынул в сад и прошел под окнами дворца и перед рядами Национальной гвардии без всякой враждебной демонстрации, но с криками «Долой вето!» и «Да здравствуют санкюлоты!». Однако несколько человек присовокупляли, говоря о короле: «Отчего он не показывается?.. Мы его не тронем». Прежние слова «его обманывают» еще раздавались, но редко. Народ, быстро перенимавший мнения своих вождей, переставал думать, будто короля обманывают.

Толпа вышла в ворота сада на Пон-Рояль, прошла вверх по набережной через дворы Лувра и заняла площадь Карусель. Эта площадь, ныне столь обширная, тогда состояла из множества улиц. Вместо громадного двора, простирающегося между дворцом и решеткой, от одного флигеля к другому, тут располагались маленькие дворики, разделенные стенами и жилыми помещениями, выходившими на Карусель, и старинные ворота. Народ наводнил всю окрестность и явился перед королевскими воротами. Людей не впустили; несколько муниципальных чиновников поговорили с толпой, и она, по-видимому, уже решила удалиться. Уверяют, будто в эту минуту Сантерр, выходя из собрания, где он оставался последним, снова разжег уже охладившийся порыв народа и велел поставить пушку перед воротами.

Было около четырех часов; два муниципальных чиновника вдруг отворили ворота; это движение парализовало скопившиеся на месте значительные силы, состоявшие из нескольких батальонов гвардии и нескольких жандармских отрядов. Народ в беспорядке ринулся во двор, а оттуда в передние залы дворца. Сантерр, которому, говорят, два свидетеля грозили после обвинением и взысканием за это нарушение святости королевского жилища, обратился к нападавшим: «Будьте свидетелями, что я отказываюсь входить в покои короля». Эти слова не остановили толпу, устремившуюся вперед: она рассеялась по всему дворцу, по всем лестницам и на руках внесла пушку на первый этаж. В ту же минуту нападавшие бросились с топорами и саблями на двери, затворившиеся перед ними.