Дневник длиною в жизнь. История одной судьбы, в которой две войны и много мира. 1916–1991 - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Гончарова cтр.№ 89

Совсем перед концом вижу – заявляется. От меня держится далеко. Только, чувствую, глядит часто, но я со своей стороны – ноль внимания и фунт презрения.

(Только что по улице прошли ребята и с ними Коля…)

Кончился вечерок. Зоя с Полей куда-то моментально скрылись, осталась я с маленькими девчонками. Пошла по улице, неудобно чего-то было. Надо было идти домой. Сначала Коля пошел было с нами, потом отстал. Я к своей дорожке, попрощалась с девчатами, гляжу, Коля подходит. «Куда ты?» – спрашивает. «Домой». – «Зачем?» – «Зачем домой ходят?» – спрашиваю, а самой уже легче становится.

«Ты на меня сердишься?» – спрашивает Коля. «Да, сержусь». – «За что?» – «Не скажу». – «Почему не скажешь, Таня?» – «Не все ли тебе равно, что я сержусь?» – «Если было бы все равно, то лазили бы в окно…» Я молчу. Снова пристает: «Ну Таня, ну почему ты не хочешь сказать, скажи, а не то все равно допытаюсь». – «Не скажу». – «Скажешь!» – «Сказала тебе, что не скажу, и не приставай!» Не знаю, долго ли бы мы так препирались, если бы нам не помогли маленькие мальчишки. Пока мы стояли на дороге, по улице еще гуляли. Проходят два малых и начинают задирать.

Один говорит: «Коля, это ты что же, давеча с Катей бузил, а теперь здесь стоишь? Не верь ему, Таня, он лицемерит!» Я молчу, чувствую, попал парень в точку. Коля тоже, наверное, понял. «Уж не из-за этого ли ты сердишься?» Я молчу. «Брось, Таня, брось, из-за этого не стоит сердиться, Таня».

Когда улица опустела, пошли на низ. Потом решили забраться все-таки на чье-нибудь крыльцо. Забрались к Осипушкиным. Крыльцо у них удобное. Уселись хорошо так. Я не вытерпела и стала целовать его лицо. Боже мой, как оно мне было дорого и мило в тот момент! Он целовал меня только в губы. Я чувствовала, что он балдеет, да и сама я… Вдруг в избе зашумели, кто-то шел вон. Как угорелые пустились с крыльца. Добежали до чьего-то проулка. Коля предложил пойти к сараю. Пошли, стали у двери. Дверь оказалась не заперта. Коля говорит: «Идем в сарай». – «Не пойду». – «Почему?» – «Не пойду». – «Идем, чего ты боишься?» – «Я тебе сказала, что не пойду, и не пойду». Я закрыла отворенную им дверь и встала к ней спиной. Во время этого спора я заявила, что лучше пойду домой, чем в сарай.

Коля сразу как-то изменился. Я снова целовала его, но он уже не отвечал на мои поцелуи. Только крепко, крепко прижимался ко мне и говорил: «Таня, я не могу так стоять, пойми, не могу!» – «Почему?» – «Не могу, ведь так только кровь портить… идем домой!» – «Не пойду». – «Ну, пойдем в сарай, ведь пойми, Таня, я не могу так, пойми!» – «Коля, что с тобой, что с тобой случилось, ну скажи?» – «Нет, Таня, нет, идем домой лучше, домой идем». Он стал увлекать меня за собой прочь от сарая. «Коля, я сказала тебе русским языком, что домой не пойду!» – «Ну тогда идем в сарай… Эх, да долго же ты будешь так…» Он сгреб меня в охапку, открыл дверь и втолкнул в сарай, тотчас закрыв опять дверь. В сарае была абсолютная темень. Он повлек меня в глубину сарая, но я уперлась около наложенной соломы у двери и дальше двигаться не пожелала. В меня вселился какой-то безотчетный страх, да и было от чего. Коля уже совершенно перестал владеть собой. Он что-то прерывистым шепотом говорил, из чего поняла я немногое. «Таня, давай покончим тогда сейчас все, сейчас давай, если так…»

Я ровным счетом ничего не поняла из этого бреда. Потом вдруг такие слова: «Таня, ведь сколько мы гуляем, а ни одного вечера мы не провели в любви, понимаешь?» – «Нет, ничего не понимаю», – заявила я. Мне почуялось недоброе. А он еще стал расстегивать мое пальто. Тут я попросту стала требовать ухода домой. «Нет, ты не пойдешь домой, Таня, не пойдешь, не надо, слышишь? Не пущу все равно». Он все крепче обнимал меня, все жарче дышал в лицо. Но я уже ничего не хотела признавать, я старалась освободиться от него и уйти. «Таня, не рвись, не надо рваться!» – просил он меня. «Коля, я прошу тебя, уйдем отсюда». Мне удалось как-то открыть дверь и выйти наружу, Коля за мной. «Ну хорошо, идем домой», – изменившимся голосом сказал Коля и крупно зашагал по дороге. Я молчала. «Последний вечер сегодня, больше не будем гулять, – продолжал он, – нечего мотаться, а то еще говорить будут». Я молчала. «Разве это любовь? Хуже жареных грибов…» – сказал он словами известной частушки. «А что любовь?» – задала я глупейший вопрос. «Сами знаете, чего спрашиваете?» (Он стал называть меня на «вы».) «Нет, не знаю, объясни, что ты понимаешь под этим?» – «Э, чего объяснять, не стоит, все кончено, сегодня последний вечер». – «Ну почему, скажи, Коля?» – «Нет, Таня, не надо, прощай». Мы подошли к нашей дорожке. «Вот ваша дорожка, идите». Быстро попрощались за руку и разошлись, не глядя друг на друга.

Пришла домой, дед открыл. Бабушка все-таки уехала. Взошла в избу и встала как дура. Не знаю, что делать. Дед предлагает есть, я отказалась. Потом сообразила, что нужно постелить постель и лечь спать. Кое-как разделась, потушила огонь и легла. Я не спала, а разрывалась на части, так мне было больно, и, что самое главное, я не понимала и не понимаю, чего, собственно, хотел Николай, о какой любви он говорил. Я мучительно думала над этим вопросом и ни к какому решению не пришла. О какой любви он говорил? О той ли любви, которую мы с Наташей называем конечной «точкой» взаимоотношения парня и девушки, или еще о какой любви, которая мне незнакома и которой я поэтому боюсь? В общем – не знаю. Писать больше не могу…

9 января, четверг

Сейчас восьмой час вечера. На вечерок сегодня не пошла. Вчера тоже не хотела идти, но пришла Зоя и утащила меня. Сегодня днем была у Зои и заявила ей, что на вечерок не пойду и пусть она за мной не заходит. Мне не хочется встречаться с Колей, и поэтому лучше посижу дома. Потом еще такая плешь: за последние дни я здорово похудела, и я это сама как-то сразу заметила. Кажется, это было после прошедшего воскресенья: встаю утром, глянула в зеркало и чуть не ахнула – под глазами синяки, и лицо все осунулось.

Подивилась я тогда такой перемене, тем более что в первую неделю моего житья здесь я заметно поправилась, на лицо по крайней мере. А тут вдруг похудела так, что не знаю теперь, как в Москву ехать. Поехала сюда поправиться, а приеду туда похудевшей. Особенно перевернуло меня после вторника, когда я целую ночь или, вернее, остаток ночи как безумная металась в постели.

Сегодня прихожу к Зое, девки у нее сидят да двое ребят. Зоя и говорит: «Таня, а ты похудела у нас, приехала ты полнее». Вот какая история, довольно неприятная. И все это от любви, черт бы ее побрал.

Раньше я не верила этому. Я рассуждала так: любят не по обязанности, а по своему собственному желанию. Любовь любят, потому что она хотя мгновениями доставляет человеку такое удовольствие, выше которого, по-моему, нет удовольствий. Так в чем же дело, отчего ж здесь худеть, бледнеть?

Я думала, что если я буду любить, то буду чувствовать свою жизнь полней, оказывается, такая плешь. Теперь приходится согласиться с теми, кто говорит, что любовь хуже всего. Действительно, много беспокойства от нее.