Рабочее самоуправление в России. Фабзавкомы и революция. 1917–1918 годы - читать онлайн книгу. Автор: Димитрий Чураков cтр.№ 39

Другой случай произошёл на Ликинской мануфактуре. В конце мая 1917 г. на этом предприятии в очередной раз вспыхнул конфликт из-за нежелания администрации увеличивать заработную плату. Дело передали в согласительную камеру. На её последнем заседании 17 мая 1917 г. попытку убедить предпринимателей в справедливости требований рабочих в качестве представителя Моссовета сделал сам Л. Хинчук – его председатель:

– Пора господам фабрикантам отречься от своих узкоклассовых интересов и пойти на уступки, которых добиваются рабочие, – говорил он, – ведь ни Совет рабочих депутатов с классовой точки зрения, ни нынешнее правительство с чисто государственной точки зрения не могут допустить, чтобы рабочие и их семьи жили впроголодь.

Заканчивая речь, он добавил:

– Не забывайте, что ваша тактика неуступчивости может продиктовать рабочим, а следовательно, и Советам более суровую тактику. Благоразумие требует от Вас заблаговременно пойти на уступки, иначе Вы можете оказаться в таком положении, когда Вы будете лишены не только самоличного управления своими фабриками, но в конце концов и права владения ими.

Это замечание вызвало противоположную сторону на такую же откровенность. Представитель из группы фабрикантов, инженер Ф. Г. Карпов, комментируя Хинчука, заявил, что фабрики, конечно, могут быть переданы властям в любой момент, но власти (а следовательно, и рабочие) не справятся с задачами управления и вскоре «ключи от этих фабрик будут возвращены обратно их владельцам, но сами фабрики окажутся в разрушенном состоянии». Карпов цинично предостерегал рабочих от «авантюризма», под конец своего выступления подчеркнув:

– Представители власти, а в особенности представители рабочего класса не должны забывать, что неуспех в захвате в свои руки фабрик больше и больнее всего отразится на самих рабочих, чем на фабрикантах.

Услуги Моссовета и его председателя с их тактикой социального партнёрства оказались отвергнутыми¹⁷¹.

Но, пожалуй, наиболее наглядно понимание буржуазией социального партнёрства как патронажного может быть показано на примере позиции, занятой управлением фабрики т-ва  мануфактуры Руновых Московской губернии Богородского уезда. Недовольная твёрдой позицией фабкома, администрация настаивала на переизбрании комитета по новым, утвержденным согласно закону 23 апреля, правилам, демагогически заявляя: «Вести дела и переговоры с ныне действующим комитетом, избранным ещё до издания закона о рабочих комитетах, мы совершенно не имеем права»¹¹². А 29 мая администрация обратилась к рабочим с обращением, в котором в предельно откровенном стиле сформулировала своё кредо относительно системы социального партнёрства и своего положения в нёй:

«Считаем своим долгом добавить, что все рабочие комитеты определённого района между собой находятся в объединении через посредничество местных Советов рабочих депутатов, которые стремятся к объединению всего трудящегося народа в сплочённые организации, называемые профессиональными рабочими союзами. А посему, если рабочие нашей фабрики ещё не объединились с Местным Советом рабочих депутатов и не вошли в него, и не послали в него своих представителей, то немедленно рабочие это должны сделать. В случае неподчинения рабочих всей фабрики и рабочего комитета старого состава вновь изданному закону о рабочих комитетах, мы вынуждены будем сообщить о сём Московскому Совету рабочих депутатов … добавив, что совершенно слагаем с себя ответственность как за выработку, так и за порядки, а также и за могущие произойти несчастья, включительно до взрыва парового котла»¹⁷³.

Смысл обращения поразительно прозрачен. Угроза технологических диверсий в нём, может быть, и не звучит, но взаимоотношения с рабочими организациями владельцам мануфактуры Руновых виделись исключительно с позиции их плотной опеки со стороны администрации. Ещё до революции в некоторых предпринимательских кругах считалось, что организованных в союзы рабочих легче подчинить своему влиянию. Отголоски этого звучали в программных документах политических партий и выступлениях крупнейших российских либералов. Так, в июне 1916 г. с подобных позиций выступал один из лидеров московских цензовых элементов А. И. Коновалов¹⁷⁴. На примере европейского опыта он доказывал, что рабочие организации необходимы для усмирения тех же рабочих. Они могут и станут «амортизировать» недовольство прежде неорганизованной толпы. Отсюда и его утверждения начального периода революции, что без создания профсоюзов по западноевропейскому образцу «экономическое выживание России» сомнительно¹⁷⁵. Такое отношение заведомо предопределяло ущербность возможных вариантов социального партнёрства и его известную тупиковость на тех предприятиях, на которых это «партнёрство», несмотря ни на что, всё же намечалось под влиянием революции 1917 года.

Чем дальше, тем меньше могли низовые органы рабочего самоуправления терпеть подобную ситуацию. И если раньше чувство победившего в революции класса заставляло рабочих налаживать взаимодействие с противоположной стороной, то теперь оно настоятельно требовало отойти от подобной тактики «гнилых компромиссов». Фабзавкомы всё критичнее относились к соглашательской деятельности верхушки Советов. Уже 24 марта в протоколе заседания Моссовета появляется запись: «недовольство Советом рабочих растет», и делается вывод – «необходимо совершенно отказаться от посредничества»¹⁷⁶. Радикализуются и сами фабзавкомы – проходят перевыборы прежде умеренных комитетов на предприятиях Прохорова, бр. Бромлей, Гужона, целом ряде других, упоминавшихся выше в качестве примера лояльных к февральскому режиму. Начинает сказываться и оборотная сторона активности рабочих – чувство вседозволенности.

Что же касается постановления Временного правительства от 23 апреля, то, как показывают архивные материалы, к лету 1917, то есть спустя 3 месяца после его принятия, о содержании закона рабочие многих заводов ничего не знали, даже на предприятиях Москвы в полном неведении относительно существа закона находилось около половины рабочих¹⁷⁷. В других же случаях рабочими он попросту игнорировался. В результате не было, наверно, ни одного предприятия, ни одного города, где бы сами рабочие в «разъяснение» закона или просто в силу самостоятельного почина не сочинили бы собственные «Правила», «Положения» или «Инструкции», шедшие значительно дальше предусмотренных Временным правительством норм¹⁷⁸. Повторялась такая же ситуация, как и с положением 1903 г. о фабричном старостате. Вместо умиротворения, в рабочую среду проникали новые протестные настроения, диктовавшиеся нежеланием подчиняться диктату извне.

Особенно острый кризис межклассовых отношений приходится на середину лета – осень 1917 г., когда идеи социального партнёрства окончательно теряют поддержку в рабочей среде. Основной целью заводских и фабричных комитетов на этом этапе становится сохранение производства как основы существования рабочих¹⁷⁹. «Сам же пролетариат не столько шёл к этой цели, – писал по горячим следам событий И. Скворцов-Степанов, – сколько его вели обстоятельства и приходилось делать то, что в данной ситуации просто нельзя было не делать»¹⁸⁰.