Спарта. Миф и реальность - читать онлайн книгу. Автор: Лариса Печатнова cтр.№ 41

Несмотря на то что аристократия научилась использовать эти магистратуры в своих интересах, тем не менее они оставались в силу своей имманентно антиаристократической сущности препятствием для полного высвобождения правящей элиты от их влияния. Недовольство высших слоев общества постоянно проявлялось в попытках аристократического реванша, направленного или на уничтожение этих магистратур, или хотя бы на ограничение их полномочий. В Спарте борьба царей с эфорами закончилась уничтожением самого этого института во 2-й пол. III в. до н. э., в Риме при Сулле — существенным ограничением власти народных трибунов, когда на основании lex Cornelia de tribunicia poteslate (80 г. до н. э.) они лишились почти всех своих властных полномочий и перестали быть полностью безответственными и безнаказанными (Veil. Pat. 2. 30: imago sine re). Хотя право на интерцессию за ними сохранилось, но теперь за «неуместное вмешательство» они могли быть подвергнуты штрафу. Цицерон, отнюдь не являвшийся сторонником экстремальных действий Суллы, за этот закон, однако, его похвалил. По словам Цицерона, Сулла «отнял у плебейских трибунов власть совершать беззакония, но оставил им власть оказывать помощь» (De leg. III. 9. 22).

Обе магистратуры очень рано были оформлены как неприкосновенные в силу клятвенного постановления. Так, вскоре после учреждения эфората между царями и эфорами была установлена ежемесячная клятва. Эфоры клялись от имени гражданской общины, цари — от своего собственного имени (Xen. Lac. pol. 15. 7). Наличие подобной клятвы между двумя высшими коллегиями — это постоянное напоминание всему обществу о законности обоих институтов и невозможности их существования друг без друга. Это был тандем, мыслимый как неразрывный.

В Риме, согласно традиции, закон о неприкосновенности народных трибунов был принят одновременно с учреждением этой магистратуры в 494 г. (lex sacrata — Liv. II. 33. 2–3; III. 55. 10) и позже неоднократно подтверждался (Liv. III. 55. 6; IV. 6. 7). По-видимому, из декларативного в действующий этот закон превратился только в 449 г., когда были введены суровые санкции за его нарушение («Всякий, кто причинит ущерб народным трибунам… обрекается в жертву Юпитеру, а имущество его распродается в пользу храма Цереры, Либера и Либеры» (Liv. III. 55. 7. Пер. Г.Ч. Гусейнова; см. также: Dion. Hal. VI. 89. 3).

Эфоры и народные трибуны обладали особым качеством, отсутствующим у всех прочих республиканских магистратов: они были неподотчетны другим должностным лицам, абсолютно независимы от них и практически безнаказанны (Arist. Pol. II. 6. 18. 1271 а). Вплоть до III в. до н. э. мы не знаем ни одного случая, чтобы эфор привлекался к суду за свою прошлую деятельность (Plut. Agis 12), а отчет, который они давали post factum следующей за ними коллегии эфоров (Arist. Rhet. III. 18. 1419 а 31), по-видимому, носил формальный характер.

Такой же независимостью и неподотчетностью обладали и народные трибуны. По словам Цицерона, «ему [т. е. консулу. — Л.П.] должны подчиняться все остальные магистраты за исключением трибуна… Это прежде всего ограничило права консула, так как появился человек, на которого его власть не распространялась, и так как трибун мог оказать помощь другим людям — не только магистратам, но и частным лицам в случае их неповиновения консулу» (Cic. De leg. III. 7. 16).

Что касается организации и круга полномочий эфората и народного трибуната, то тут также следует отметить целый ряд сходных черт ^[134]. Так, эфоры, по крайней мере в классический период, были председателями в спартанской апелле, они имели право также созывать народные собрания и вносить свои законопроекты (Thuc. I. 87. 1–2; Xen. Hell. II. 2. 19; V. 2. 11; Plut. Agis 8; 19). Точно так же и народные трибуны в Риме пользовались правом созывать трибутные комиции, председательствовать в них и вносить свои предложения (Liv. II. 56: ius cum plebe agendi). И те и другие добились права заседать в высшем аристократическом органе своей страны: эфоры — в герусии (Her. V. 39–41; Xen. Hell. III. 3. 8; Paus. III. 5. 2), а народные трибуны — в сенате (Liv. III. 21; 52; IV. 2; 3; 6; 36; 43; 48; 50; 56; Арр. В. С. II. 29; 108–109; IV. 92). Однако полноправными членами этих высших аристократических советов и те и другие стали далеко не сразу. Их власть развивалась и усиливалась в ходе сословной борьбы. Эфоры, скорее всего, вошли в состав герусии не ранее сер. VI в. в результате проведенной в это время реформы эфората, приписываемой древней традицией знаменитому эфору Хилону. Во всяком случае, к началу классического периода эфорат обладал уже всей полнотой исполнительной и контрольной власти в государстве, а эфоры являлись членами герусии.

Народные трибуны также далеко не сразу стали членами сената. Первоначально им не позволялось даже присутствовать в сенате, и они должны были сидеть на скамейке перед входом (Val. Мах. II. 2. 7: ante valvas positis subselliis). Но уже ко времени Второй Пунической войны они не только стали членами сената, но и добились права созывать его. Совместная работа с сенатом удовлетворяла амбиции народных вождей и в конечном счете служила консолидации всего римского общества.

Особенно близкими эти магистратуры были в области гражданского и уголовного права. Власть эфоров в Спарте и народных трибунов в Риме в той или иной форме распространялась не только на рядовых граждан, но и на всех высших «чиновников» (Arist. Pol. II. 6. 18. 1271 а 6). Им принадлежало, например, право привлекать к суду даже высших магистратов (соответственно спартанских царей и римских консулов) и налагать на них штраф (Xen. Lac. pol. 8. 3–4; Liv. II. 35. 2; IV. 26. 9–10; V. 9. 4; XXIX. 20. 11). По свидетельству Ксенофонта, эфорам дана была огромная власть: они «имеют право наказывать любого, кого только пожелают, и они обладают властью немедленно привести приговор в исполнение. Им дана также власть отстранять от должности еще до истечения срока их службы и даже заключать в тюрьму любых магистратов… Имея столь большую власть, эфоры не позволяют должностным лицам, как это имеет место в других полисах, в течение их служебного года делать все, что те сочтут нужным, но, подобно тиранам или руководителям гимнастических состязаний, немедленно подвергают наказанию тех, кого уличат в противозаконии» (Lac. pol. 8. 3–4. Пер. Л.Г. Печатновой).