Спарта. Миф и реальность - читать онлайн книгу. Автор: Лариса Печатнова cтр.№ 43

По словам Цицерона, задачей плебейских трибунов было сдерживание консульского империя, а задачей эфоров — сдерживание царского произвола (Cic. Dc resp. II. 33. 57–58; cp: Liv. III. 9. 2–5). Без тирании эфората и народного трибуната невозможно было бы создать систему общественных институтов, куда, по крайней мере формально, были бы включены все граждане без исключения.

Значение эфората

Наличие эфората в Спарте не позволяет ученым прийти к единому мнению относительно того, к какому типу государственного устройства можно отнести спартанский вариант полисного строя.

Некоторые историки, исходя из того факта, что эфоры выбирались из всего гражданского коллектива без каких-либо ограничений, полагают, что эфорат должен был отражать мнение и настроение народного собрания и «менять свою политику, по крайней мере, так же часто, как это делали его избиратели» ^[139]. Так думал, например, Э. Эндрюс. Он исходил из той весьма спорной посылки, что в Спарте апелла была реальной политической силой и эфоры были вынуждены прислушиваться к мнению народа ^[140]. Британский историк Арнольд Джонс в своей монографии, посвященной структуре спартанского общества, также пытался доказать зависимость эфоров от мнения большинства ^[141]. Но древняя традиция свидетельствует скорее об обратном: эфоры, как правило, выражали интересы не всего общества, а только его части — аристократическо-олигархической верхушки, т. е. интересы не столько апеллы, сколько герусии.

Как нам кажется, эфоры в Спарте действительно отражали мнение элиты и отстаивали ее корпоративные интересы. Самая яркая иллюстрация тому — последовательная поддержка, которую оказали царю Павсанию эфоры из двух разных коллегий — 404/3 и 403/2 гг. На суде вся коллегия эфоров единодушно проголосовала за Павсания и тем самым решила дело в его пользу. Павсания оправдали с перевесом в 4 голоса, которые все принадлежали эфорам (Paus. III. 5. 2). И не столь уж важно, что эфоры формально избирались из всего гражданского коллектива. Это само по себе не делало эфорат демократическим институтом. В руках правящей верхушки были рычаги, с помощью которых она вполне могла влиять на эфорат. Так, в истории с судом над царем Павсанием ясно видно нежелание правящих кругов отдать одного из своих членов на расправу.

Учитывая примитивный характер спартанской избирательной системы, можно предположить, что влиятельная личность или партия были в состоянии контролировать не только выборы эфоров, но и все их мероприятия. В эллинистический период, когда ослабли полисные устои и резко усилилось расслоение гражданского коллектива, цари и их ближайшее окружение легко манипулировали выборами эфоров, делегируя туда нужных им людей.

Хотя Спарту иногда называют «государством эфоров», но это справедливо лишь отчасти. Несмотря на свою исключительную важность и уникальность, эфорат не был единственным средоточием политической власти в стране. Не меньшее, а в некоторые исторические периоды даже большее значение приобретали две другие властные структуры: цари и герусия. Во всяком случае, в деле судопроизводства все три высшие коллегии действовали совместно, а последнее слово в судебных решениях в конечном итоге оставалось за геронтами.

Из всех правительственных структур Спарты меньше всего сведений мы имеем о герусии и народном собрании. Ни древние авторы, ни современные ученые, как правило, не проявляли и не проявляют особого интереса к этим важнейшим политическим институтам. Бели двойная царская власть и эфорат в глазах греков были экзотическими органами власти, единственными в своем роде, и уже потому привлекали к себе пристальное внимание всего греческого мира, то герусия казалась обычным советом, мало чем отличающимся от подобных советов в любом другом полисе. Именно в силу своей кажущейся или реальной обыденности герусия редко упоминается в источниках ^[142]. Как правило, ее вспоминают, причем вне исторического контекста, только в связи с необычным способом избрания членов этой коллегии. Очень редко нам показывают герусию в действии, так что не составляет труда перечислить немногочисленные случаи вмешательства герусии в те или иные политические события. Из-за такой малой информированности неизбежно остается много неразрешенных, а может быть, в принципе и неразрешимых проблем, связанных с герусией. Специальных исследований, посвященных герусии, чрезвычайно мало. Из последних работ можно назвать статью греческого историка Никоса Биргалиаса «Герусия и геронты в Спарте» ^[143]. Оценку герусии, как правило, можно найти в общих трудах, посвященных политическому устройству этого государства.

Герусия, как мы полагаем, являлась самой закрытой политической структурой Спарты. По-видимому, крайне слабое представление греков о герусии объяснялось не только отсутствием интереса к ней как к малооригинальному институту, но и закрытостью этой коллегии не только для внешнего мира, но отчасти и для собственных граждан. Попробуем проанализировать источники, в которых так или иначе упоминается герусия, и попытаемся ответить на целый ряд вопросов, по-прежнему остающихся дискуссионными.

Герусия в Греции, по-видимому, существовала уже в Микенскую эпоху. По табличкам видно, что у басилевса, правителя области (qa — si — rе — и) была герусия (ке — rо — si — а), какая-то коллегия стариков ^[144]. В гомеровских поэмах не раз упоминаются геронты как советники Агамемнона. Гомер таких старейшин называет «отличными, почтеннейшими» (άριστοι άριστηες) (II. II. 404 ff.). Среди «ахейских старейшин», к чьим советам прислушивался Агамемнон, наибольшим уважением пользовался Нестор, «старец в собрании первый» (II. VII. 320 ff.; EX. 89 ff.). Старцы часто фигурируют на пирах как наиболее почитаемая часть публики. Им преподносится особое вино, которое Гомер называет γερούσιος οίνος что буквально означает «старческое вино». Н.И. Гнедич вполне справедливо переводит это словосочетание как «почетное вино» (II. IV. 259; ср. Od. XIII. 8) ^[145]. Положение совета старейшин при гомеровских царях не было исключительно ритуальным. Геронты обладали целым рядом важных полномочий, в том числе были судьями (II. ХVIII. 503 ff.) и послами.