Русский ориентализм. Азия в российском сознании от эпохи Петра Великого до Белой эмиграции - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Схиммельпеннинк ван дер Ойе cтр.№ 77

Еще до того как Васильев получил диплом, Ковалевский увидел в нем будущего коллегу. Существовали планы по открытию тибетской кафедры, и его ученик выглядел достойным кандидатом на этот пост. Это уважение было взаимным. Не разделяя ненависти соотечественников учителя к России, Васильев позднее вспоминал: «…моим развитием и проявлением моих оригинальных взглядов в науке и государственности я обязан профессору поляку (Осипу Михайловичу Ковалевскому)!». Далее, он так описывал самый важный урок, преподанный ему Ковалевским: «…не преклоняться в отыскивании истины пред авторитетами, подвергать критике sine ire et studio [Без злобы или благосклонности]… факты, не предполагая никакого вопроса решенным на века» ⁷³⁵.

Ковалевский предложил жесткую программу подготовки Васильева к академической карьере – отправить его с Двенадцатой духовной миссией в Пекин на 10 лет. Как это часто происходило с многообещающими русскими учеными, посланными за границу для продолжения учебы, Васильев получил пугающе много инструкций. Профессор хотел, чтобы студент овладел тибетским и другими основными языками региона, узнал все о населяющих Азию народах, подготовил учебные материалы, вел дневник и создал исчерпывающий список китайских и маньчжурских книг. Одновременно от имени Академии наук Исаак Шмидт просто попросил Васильева докладывать обо всем, «что он найдет достойного любопытства в области наук» ⁷³⁶. У Васильева были и личные цели. Он не только надеялся приобрести всеобъемлющее понимание буддизма, но и планировал также «присоединить сюда Китай с его историей и светской литературой, пролить свет на спорные пункты Средней Азии, познакомиться с языками маньчжурским, корейским, туркестанским» ⁷³⁷.

Васильев присоединился к миссии в январе 1840 г., когда она остановилась в Казани на пути в Пекин через Сибирь и Монголию. Миссия подчинялась министру иностранных дел графу Нессельроде, который совершенно не переносил министра просвещения графа Уварова, и тем самым заметно осложнил жизнь Васильеву на Дальнем Востоке. Не облегчало ему задачу и то обстоятельство, что глава миссии архимандрит Поликарп (Турганов) с трудом терпел присутствие светского человека среди священнослужителей. Жизнь внутри миссии была одинокой и аскетичной, тем более что китайская столица послужила источником крупного разочарования. Вместо того чтобы встретить там «что-нибудь необыкновенное… вычитанное из “Тысячи и одной ночи” о чудесах Востока», Васильев увидел обширный, безводный, зловонный город с совершенно неинтересной архитектурой, где «нечистота и неприятности» встречались на каждом шагу ⁷³⁸.

Васильев последовал директиве своего наставника и не стал за время пребывания в Пекине ни китаефилом, ни китаефобом. За всю свою долгую карьеру он оставался ведущим авторитетом по политическому устройству Срединного царства. Как видно по его статьям и комментариям, он не позволял своему неудачному личному опыту влиять на суждения о Китае в целом ⁷³⁹. Первым публичным выступлением Васильева стала его инаугурационная речь «О значении Китая» в Казани в 1850 г. ⁷⁴⁰ После нескольких дежурных сетований на слабое знание в России своего восточного соседа он перешел к развенчанию различных западных стереотипов. Во-первых, Азия совершенно неоднородна, поскольку различия между сухим эмпиризмом конфуцианства, здоровой верой буддизма и мечтательными ведическими легендами ничуть не менее значительны, чем между христианством, исламом и иудаизмом ⁷⁴¹.

Далее Васильев удивлялся: «Что такое Восток и Запад?». В конце концов Москва расположена восточнее Иерусалима, а Пермь, находящаяся у западных склонов Уральских гор (традиционно считающихся границей между Европой и Азией), лежит на той же долготе, что и устье Инда ⁷⁴². В более поздней статье он ставит под сомнение классическое разделение между Востоком и Западом уже другим способом: «К настоящему Востоку не следует… причислить ни Персию, ни Турцию: эти страны всегда были и находятся в тесной связи с той частью Европы, которую мы разумеем под именем Запада. Персия и Турция не более, как юг Запада, как Россия и скандинавские государства – север Запада. Настоящий Восток – это нынешние китайские владения с югом в Индии и севером в Сибири» ⁷⁴³.

И каким бы образом ни определялся «Восток» географически, Васильев настойчиво возражает против того, чтобы считать его «другим». Его главным принципом был следующий: «Человек, где бы он ни жил, остается человеком». А что касается известных различий, то они в целом обусловливаются независимым историческим развитием двух половин Евразии. Как отмечал Дэвид Вольф, взгляды Васильева на Китай во многом походили на взгляды его учителя, Ковалевского ⁷⁴⁴. Так, Васильев подчеркивал, что Китай не является ни неподвижным, ни неизменным. Получив доступ к европейской науке и технологиям, его народ быстро вернет себе былое величие, он также предостерегал, что Китай может даже превзойти Запад. Но общий тон его статьи был оптимистичным: «Мы живем на границе той эпохи, в которой скоро исчезнет это разделение [между Востоком и Западом]. Не надо быть ни предвещателем, ни глубоким философом, чтобы сделать эти предсказания, нужно только отделаться от общих предрассудков» ⁷⁴⁵.

Несмотря на все масштабные изменения, произошедшие в империи Цин за последующие 50 лет, взгляды Васильева оставались удивительно цельными. Он объяснял: «Да, я каюсь, мои мысли, мои взгляды родились в Китае [в Пекинской миссии]» ⁷⁴⁶. В редакционной статье 1884 г. «Китайский прогресс» профессор высказывался резко отрицательно «о ложной теории, которая распределяет силу умственных способности по расам» ⁷⁴⁷. А в более ранней статье 1859 г. «Открытие Китая» он прямо говорил, что текущая слабость Срединного царства вызвана исключительно алчностью династии Цин ⁷⁴⁸. Захват власти паразитирующими чужеродными маньчжурскими кочевниками в 1644 г. подорвал свойственную империи жизненную силу. Как видно по многим другим замечаниям, Васильев за годы пребывания в Пекине полностью впитал традиционные китайские предрассудки в отношении степных кочевников ⁷⁴⁹.